Приметив место, я помчалась домой за топориком. Во дворе меня, ясно дело, перехватила мать и отправила сначала за водой, потом огород полоть, потом к отцу в поле… Словом, до поваленного бука я добралась только к вечеру – и чуть не разревелась от досады, когда поняла, что топором делу не поможешь: упругие корни пружинили в воздухе, отталкивая лезвие. Нужен нож, да покрепче, – резать придется долго.
Хорошие ножи были у обоих старших братьев, – только как у них попросишь? Да и бабка сказала: что задумала – о том молчи.
После заката, как повечеряли, я решительно подошла к Петру. Брат сидел в углу у печки и занимался своим любимым делом – в сотый раз подлаживал свой самострел: то тетиву подтянет, то взвод подкрутит. Заметив меня, он молча поднял глаза и так же молча кивнул на лавку рядом с собой: садись, мол.
Я недаром рассудила, что лучше просить нож у молчаливого Петра, чем у языкатого Гинека: средний брат и выспросит все, и посмеется власть, – а потом еще и откажется; а вот старший молча выслушает, а если что и ответит, то просто «да» или «нет». Брат Петр всегда был настолько скуп на слова, что в детстве его долго считали за немого, да и теперь от него не всякий день слово услышишь. И правильно, в лесу языком трепать ни к чему, – а Петр в охотничью пору из лесу почитай и не вылезал, – благо наши добрые господа были не против. Гинек наш – тот как танцы или посиделки, то первый: красавчик, петь и плясать мастер, – половина девчонок на селе по нему сохла. А Петр – всегда хмурый, всегда молчком, ростом невысок, зато в плечах как медведь – и сила медвежья же, брови лохматые, борода лопатой (в двадцать-то лет). Чисто леший. Из троих братьев я больше всех любила не веселого Гинека и не задиристого Томаша, а угрюмого лесовика Петра.
– Петр, братик, можешь мне ножик одолжить? – робко спросила я.
Петр продолжал возиться с самострелом, – будто и не слышал.
– Петр, мне очень надо…
Брат помолчал… потом взял нож, который лежал рядом с ним на лавке, вложил в ножны – и протянул мне:
– Не сломай.
Вот и все! Не веря своей удаче, я помчалась к выходу.
– Я мигом!
Уже у ворот меня окликнули:
– Кветка.
Я замерла: Петр неторопливо шел ко мне. Отберет ножик!
– Вместе айда, – и брат молча пошел за мной следом.
Я просто приплясывала на ходу, – мне хотелось бежать, а Петр шел рядом своей ровной, неторопливой медвежьей походкой.