Я бегу, потому что знаю – если упаду, меня тоже унесут.
Когда солнце поднимается высоко, нас заставляют остановиться. Мы почти падаем, но держимся на ногах. Кто-то тяжело дышит, кто-то едва стоит.
– Вы грязь, – говорит наставник, проходя перед нами. – Но из вас сделают клинки.
Он бросает каждому по кусочку черствого хлеба.
– Это ваша награда. Сегодня вы живёте.
Я жадно кусаю хлеб. Вкус безвкусный, сухой, но это лучше, чем ничего.
Рядом кто-то падает. Один из мальчиков – маленький, худой, с редкими волосами – едва держится на ногах. Его руки дрожат.
Наставник подходит, смотрит на него сверху вниз.
– Ты слишком слаб.
Мальчик открывает рот, чтобы что-то сказать, но не успевает. Лезвие скользит по его горлу, и он падает.
Мы молчим.
– Запомните, – говорит наставник, убирая нож. – Пепел не задает вопросов.
И мы продолжаем бежать.
Я больше не спрашиваю, сколько времени прошло.
Здесь нет дней и ночей – только тренировки, боль и голод. Утро начинается с ударов, день проходит в беге и драках, ночь – в тревожном сне на холодном камне.
Я больше не вспоминаю своё имя.
Слабые исчезают. Каждый день кто-то падает, кто-то не успевает увернуться от удара, кто-то просто больше не поднимается. Их забирают. Никто не спрашивает куда.
Я учусь драться, когда надо драться. Я учусь терпеть удары и не кричать. Я учусь есть быстро, спать мало, не задавать вопросов.
– Закон Пепла прост, – говорит наставник, когда мы снова стоим в строю, потные и избитые. – Тот, кто слаб, умирает. Тот, кто боится, умирает. Тот, кто думает, что может жить для себя, умирает.
Он делает паузу, обводя нас взглядом.
– Но тот, кто служит, живёт.
Мы молчим. Я знаю, что так и должно быть.
Но внутри что-то ещё теплится.
Ночью, когда все спят, я смотрю на свою ладонь. Там, где был ожог, теперь грубая, тёмная кожа. Она больше не болит.
Я вспоминаю руки матери. Они были мягкими. Тёплыми. Они касались моих волос, когда я засыпал.
Я закрываю глаза и вижу огонь.
Но он уже не страшен.
Я привыкаю.
Я становлюсь тем, кем меня хотят видеть.
Арена была залита светом факелов, их пламя колебалось от пронизывающего ветра, но это не имело значения. Круглый помост, устланный грубой, потемневшей от крови доской, был центром внимания.
Нас выстроили вдоль его границ, десятки юных бойцов, стоящих в абсолютной тишине. Никто не знал, с кем придётся сражаться.