– Жи ва, глава Нили!
Церемония закончилась. Мы ещё долго будем стоять здесь, возле могилы родителей, и вслушиваться в шум наступившего дождя; и каждый член племени понимает, что стоит поскорее уйти – чужое горе исключительно интимно. Я подвожу к себе Инару с Натаном, беру их за руки с обеих сторон, позабыв про клеймо. На волосы капает вода, смывая с лица слезы: молчаливые и горькие.
Сидя на крыльце, пока в нос ударяет запах сырого дерева, собираю на ладони горсть воды; всматриваясь в блики, стараюсь хоть что-то начать ощущать. Дверь за спиной скрипнула, и на плечи упало что-то шерстяное и тяжёлое, а маленькие ножки в тяжёлых ботинках протопали рядом, встав сбоку вместе с тонким цокотом каблука.
– Спасибо, Натан. Согрелся?
– Да…
– Выпил сбитень?
– Вместе с Инарой. А ты?
– Сейчас выпью.
Он протягивает мне кружку, и я невольно пускаю слезу, чувствуя тепло от его миниатюрной руки.
– Тебе не холодно, сестра? Заходи домой.
– Не переживайте обо мне, – вздыхаю, и с улыбкой оборачиваюсь к ней, – мы со всем справимся.
Они кивают, все ещё стоят рядом. Я уже заученно спрашиваю:
– Кушать хотите?
– Аппетита нет.
– Хорошо.
Мы снова молчим, пока я не встаю с грустной улыбкой, взяв Натана на руки, поцеловав обоих в макушки.
– Ладно, давайте уже ляжем спать. Был длинный день, а под шум дождя скорее уснем.
Натан бодает меня головой в висок и чмокает в щеку, улыбаясь.
– Ты ведь прочитаешь нам что-нибудь на ночь?
Я киваю, открыв двери.
– Конечно. Сейчас пойдем выбирать.
…
Укрываю их плечи одеялом, гладя по спине; тихий шум дыхания, вздымающаяся грудь, и этот отдаленный запах влажных волос. Невольно мычу какую-то мелодию, перебирая волосы Натана; он расслабляет лицо, дышит спокойнее и медленнее. Да, это колыбельная мамы… я так давно слышала ее, и все равно помню мотив. Инара рядом повернулась в мою сторону, засунув руку под подушку; милое подростковое лицо, которое уже тронула тревога, сейчас так спокойно, что и мне не так больно; прикрытые веки не дрожат от волнения, не колышутся ресницы, она лишь приоткрывает рот и устраиваются поудобнее, позабыв, что принесет следующее утро. Перевязав руку в ванной, возвращаюсь к ним, взяв свое одеяло из комнаты; над головой аккуратно двигается ловец снов, кружась, и я наблюдаю за каждым его движением, смотря в потолок; мама с отцом сами сделали эту поделку, когда родилась Инара, и она долго висела в ее комнате, пока отца не начали мучать кошмары. Они взяли ее, как амулет с силой их родной дочери, а ей сделали отдельный ловец, полностью сосредоточенный на защите родителями. Словно чувствую, как погрузилась в детскую колыбельку, и вот-вот родители появятся рядом. Инара обняла Натана, а я – ее, и, вдыхая аромат волос, тоже задремала. Сердце больше не так истошно бьётся в груди – поглядываю на правую руку с ожогом и сжимаю зубы, снова сконцентрировавшись на боли. Нет, надо обнять их покрепче и понять, что любое страдание будет легче с теми, кого я люблю; и надо вволю отдаться чувствам, чтобы позабыть о самом плохом и стать их опорой, пока они являются моей.