– Как? – Щур покачнулся, но устоял, оперевшись на свой посох.
– Говорят, он сцепился с одним из слуг Жирослава. И в убийстве его обвинил. И самого Жирослава тоже обвинил. Прямо на торгу. За руку схватил того слугу, кричал: «Держите убивца!»
– Ох, дурья башка! – схватился за голову Щур. – Где он теперь?
– У наместника в порубе. В одной клети Стенька. В другой тот слуга, которого он обвинил. Завтра с утра наместник судить будет. После заутрени. Сегодня, грит, поздно уже… Это что же теперь, Щур?
– Так, – Щур решительно сжал губы. – Веди меня к тому порубу. Сперва надо со Стенькой поговорить, чтобы он ещё чего лишнего не наболтал нам на беду.
– Да там стража.
– Значит, сперва со стражей поговорю. Веди давай.
***
До Стенькиного дела суд дошел только после обеда. Но это было даже к лучшему. Щур успел прозвать к наместнику на двор всех нужных свидетелей. И Захара Завидовича, купившего у Афони коня, и кузнеца, у которого из под носа Митрошка увёл Афоню, поманив дешевой косой. Удалось притащить и самого Митрошку, пообещав ему целую гривну кун, просто за то, что он «постоит, да послушает, а коли надо поддакнет». Сообразив, что стоять да поддакивать ему предстоит на деле, в котором он сам был соучастником убийства, Митрошка попытался удрать, да Хват крепко сжал его за плечо и пообещал, что если надо руку вывернет, а потом сдаст стражам.
Судивший дела княжий наместник, Якун Твердиславич, сидел под навесом, за столом на широкой скамье, устало поглядывая на толпу собравшихся горожан. В городе давно уже не было суда по смертоубийству. А тут какой-то мальчишка взялся вдруг обвинять, да не кого нибудь, а человека известного, водившего приятельство с городскими богачами.
Два наместничьих отрока, вооруженных копьями, привели Стеньку. Тот сперва немного оробел от многолюдства, но потом, увидев Щура, приободрился. Люди, увидев истца – тощего мальчишку в залатанной деревенской одежде, удивлённо загомонили.
– Молчать! – рявкнул на горожан зычным голосом вирник – дюжий наместников слуга, вооруженный мечом. – Суд идёт!
Отроки подвели Стеньку к столу.
– Сказывай, кто таков, – обратился к нему судья. – Да громко сказывай. Пусть все люди слышат о чём у нас разговор.
– Я Степан, Афанасьев сын. Свободный человек… Из Гузовки.
– Так… И почто ты вчера кричал на торгу, что нашел убивцев своего отца? Почто на людей указывал, да клепал на них? Есть ли тебе, чем доказать свой поклёп? Или откажешься теперь от своих слов?