Две девушки, которые едва успели забежать в поезд с тяжёлыми на вид сумками наперевес и одну из которых точно звали Настя, ехали с книжной ярмарки и возвращались домой в Вологду; они обсуждали и книги, и встречу с писательницей, чьего имени Надя не расслышала, после чего плавно перешли на работу, на какую, конечно, возвращаться после таких чудесных выходных совсем не хотелось, пошептались про учёбу второй, не-Насти, затем и вовсе замолчали ненадолго, а потом принялись полоскать кому-то кости, и на этом моменте Надя слушать перестала.
Говорил по телефону негромко мужчина с женой, и единственной причиной, почему Надя вовсе смогла различить хоть пару слов, было то, что мужчина сидел на нижней полке. Сказал, что скучает, но совсем скоро приедет, ведь, как стало понятно по разговору, выходить ему в Череповце, а от Питера – рукой подать.
Старушка сделала замечание мужчине, который, обедая, рассыпал соль на столик, чтобы он, мол, бросил соль через левое плечо и поплевал или хотя бы по дереву постучал, но мужчина стоически проигнорировал, а после, когда вставал, со всего размаху впечатался лбом в верхнюю полку и аж зашипел, лишь чудом не перейдя на мат. Старушка надменно хмыкнула и лучилась самодовольством, но комментировать уже не стала и уткнулась в сканворд.
Ехал и студент с лоснящейся черепаховой кошкой, мирно свернувшейся на верхней полке, пока хозяин, скрывшийся под наушниками, что-то старательно писал в тетради; и что там, интересно – конспекты по лекциям, которые срочно скоро сдавать? Или первый рассказ, какой не доверишь бездушному белому листу ворда, но хочешь писать чернильными буквами? Или дневник настроения, затребованный психотерапевтом? Кошка порой ленно приоткрывала глаза и наблюдала, как хозяин старательно вычерчивает глупые какие-то свои, невнятные каракули, а после – столь же медленно глаза закрывала и погружалась в дремоту вновь.
Ехали и солдаты, тихие и молчаливые, с громоздкими рюкзаками. Ещё на перроне Надя заметила целую гору камуфляжно-зелёных вещей, рядом с которыми мирно курил один бесцветно спокойный мужчина, не старик и не юноша на вид, а тот неопределённого возраста мужчина, какому и пенсию могли бы выдать без вопросов на почте, и студенческий билет на первом сентября гордо вручить, – и фантазия сама дополнила, как он, желающий хоть ненадолго одиночества, вызвался посторожить вещи перед посадкой, пока остальные разошлись спешно по последним перед длительным поездом делам. В их вагоне солдат было всего трое – странно, что разделили с основной группой, но Надя честно постаралась не зацикливаться на этом.