Наблюдая за ней, Малек почти наслаждался тем незримым электрическим током притяжения, который зарождался, когда человеческая душа чувствует власть сильнее своей собственной. Он был уверен в том, что даже тонкая завеса благочестия не может скрыть человеческих желаний. Напротив, она лишь разжигает их жар, превращая само стремление к святости в искушение.
Сестра София, стоявшая у входа, скрестив руки на груди, вдруг заговорила, прерывая затянувшуюся тишину:
– Полагаю, послушницам важнее всего научиться истинному смирению, брат Малек. Ведь покаяние без смирения подобно храму без фундамента – красиво выглядит, но легко рушится от любого порыва ветра.
Он перевёл на неё спокойный и почти ласковый взгляд:
– Сестра София, я безмерно рад, что в стенах обители есть столь ревностная защитница веры. Хотелось бы, чтобы наши уроки помогли не только им, но и мне обрести большую глубину… в смирении, – последнее слово он выговорил с особым оттенком, что прозвучало почти как вызов.
«Она станет моим лучшим оппонентом», – отметил он про себя. «Ведь нет наслаждения в искусстве соблазнения, если рядом не находится тот, кто готов бросить вызов твоему лицемерию».
Когда урок завершился, и послушницы тихой чередой отправились на обед, в классе задержалась лишь сестра Елена. Её звали помочь убрать книги в шкаф, и она старательно складывала потрёпанные Библии и богословские труды. Малек подошёл ближе, будто желая помочь. Расстояние между ними оказалось слишком маленьким для братской отстраненности, и Елена внезапно почувствовала, как дыхание застревает в горле.
– Доверь мне эти фолианты, сестра, – мягко сказал он, касаясь обложки одной из книг. – Я не хочу, чтобы ты утомилась: сегодня у тебя, вероятно, много обязанностей.
В её глазах отразился смутный трепет – тот особый, беспокойный блеск, что бывает у души, не привыкшей сталкиваться с чем-то столь притягательным и запретным. Елена попыталась отвернуться, но не сразу смогла разорвать зрительный контакт.
– Да… разумеется, – промолвила она, чуть запинаясь. – Благодарю.
Малек одарил её вежливой улыбкой, но в глубине своих мыслей насмехался над хрупкостью человеческого духа, столь легко поддающегося ласковой лжи. Он чувствовал горячую энергию, которая будто текла от Елены к нему и обратно, и знал: ещё несколько изящных слов – и её разум, как и сердце, окажется в его власти.