Земляника для сына по Млечному пути - страница 13
Аннушка, прикрыв глаза пушистыми ресницами, чтоб мать не заметила их выражения, отвечала: «А что говорить? Уж говорено столько, что не знаю, что ещо говорить. Люблю я его, люблю, мама, тебе не понять».
Ошарашенная Маня смотрела на красавицу дочь. Веснушки на лице становились ярче, нижняя губа тряслась от возмущения.
– Люблю! – передразнила она ее. – Сколько же ты будешь любить? Тебе уж полсотни скоро стукнет, уж бабка, а ты все любишь, едрить твою. Уж надо ненавидеть за все побои, за горе, что ты несешь на своем горбу, а ты любишь… Фу ты, люблю!
Забрав бутылку водки, Аннушка спешила домой. Ночью она долго не спала. Каждый раз после разговора с матерью она задумывалась над ее словами. Ей было горько. Только месяц любил ее Петр. Жаркими ночами, прячась от всех, бежала она за околицу, к реке, где особенно сладко пели птицы и пахло ночной фиалкой, где сжигающими всякий девичий стыд, были ласки Петра. Какими же короткими казались ей эти ночи, наполненные печалью и радостью одновременно. Она любила и была любима. Щеки ее пылали жаром от поцелуев Петра. Выгнав корову на пастбище, она делала по дому все машинально, ждала с нетерпением назначенного часа, чтоб бежать за околицу к зароду. Там и ждала его.
Он уставал, приходил в мазуте, пыльный. Его губы пахли зерном и солнцем. Он целовал ее пушистые ресницы, щеки, шею, и Аннушка млела от его ласки, подчинялась каждому движению его сильных рук. Красота ее расцвела. Как говорят, в судьбе людей физически или духовно совершенных есть что-то роковое. Это роковое было и в фигуре, и в лице этой красавицы.
Потом, о ужас, она поняла, что понесла. Петр онемел от новости. Какая-то струна оборвалась в его сердце.
– Ты чо, не помнишь. Как он не хотел Вову. Если б не родня, не женился бы он. Ему в армию идти, а тут на тебе, – говорила Маня в очередной раз пришедшей Аннушке, – нежеланный ребенок – несчастное дитятко. Вот и Володька. Много ли его привечал Петр?
Аннушка молчала. Ей всегда горько было от мысли, что Вова не в радость отцу. Петр, она это хорошо помнила, быстро охладел к ней. Родившаяся через три года Танюшка тоже его не обрадовала. Петр стал пить еще больше, когда вернулся из армии, часто пропадал ночами. Аннушка несла свое горе молча. Время не изменило ее, кажется, она стала еще лучше, побледнела, какая-то тихая, глубокая печаль сквозила в ее глазах. Сердце ныло и плакало. Ей стыдно было от людей, ни один мужик не заглядывался на нее, как будто Петр привязал к себе навеки.