Тадек, младший из братьев Далецких, обычно шебутной, но теперь умаянный работой, – называется в календаре листопад, ноябрь, а тут такая духовка…
– Это ещё весна только, – заметил его рассудительный брат Михал. – Что ж летом-то буд… – Михал зашёлся в кашле и остервенело заплевался, размахивая руками. – Ах ты курва, прямо в глотку лезет… Кури, не кури – всё едино, спасу нет…
Подошёл едва уже видный в темноте сам дородный дядюшка Далецкий – чакареро[33] Леон.
– Ой, хлопцы, тож как вы удачно поспели – без вас куда как тяжко было бы! Сколько загородей успели поставить, почти вся жесть из гальпона[34] ушла в дело. Со дня на день эта зараза вылупится и полезет, холера, а мы её!.. – пан Леон яростно потряс кулаком. – Авось не уйдёт! Но тэраз что – пустяки. Вот помню, в двадцать третьем року[35] – всё покрыто было! Вшистек![36] День и ночь все скопом, с лопатой даже детки…
Пана Леона прервал нарастающий вопль – из-под навеса выскочила женская фигура и заметалась вокруг, белея рубахой.
– Як то можно! – восклицала Текля Далецкая, приплясывая на месте. – Кыш, холера! Каб табе! У-у-у-ух, ух! А-а-а-а! А! А-а-а-а-а! – членораздельные слова иссякли, обернувшись отчаянным воем.
– Бабы дуже занервованы… – уныло сказал её муж Михал, и тут же вскрикнул: – Куда?!
Текля, захлёбываясь воем и слезами, перебиралась, изворачиваясь, всё выше и выше, и белое пятно её рубахи оказалось на самом верху кровли. Но и там она продолжала завывать, притопывая ногами и яростно расчёсывая себя.
– Жрут, жрут! – кричала она, – поедом едят! Чи то комары? Чи то мошки? Клопы? То вампиры, кровопийцы! То наказание господне! Ад кромешный! Спать нельзя! Дети все в ранах! Все чешутся, в язвах! Что это за жизнь? Что это за хата, в которой быть нельзя? Дверь закрыть – как в печи пирогом сесть! Испечься заживо! Вокруг хаты тигра ходит! – рыдала Текля.
– Нету тут тигров… – поспешно возразил снизу Михал. – То кошки большие, с нашего волка… Будто у нас волков нет? Волков не страшно?
Внизу к её воплям уже подключился целый женский хор и детский рёв и скулёж.
– Ну, понеслось… – пробормотал Тадек.
– На улице жить! Как эти дикие тут – где поел, там и поспал! – продолжала предъявлять счёты Текля, распалившись. – Лопочут по-своему – откуда знать, чего ему надобно? Вон с какими ножами ходят, голые, едва тряпкой прикрыты – срам смотреть!