– Куды ж ён..? Шпацер[29] у яго?!.. Не едет ваш Антусь, что ли? – спрашивали у Шапелей. Но ни тётка Альбина, ни старший Бронек, ни Костя с Леокадой не могли ничего объяснить.
– В Луги свернул, – сказал зоркий Стась, а через некоторое время показался от Лугов и сам Антусь верхом: приближался, перемахивая канавы и низкий кустарник. На вопросы и возмущения отвечать вразумительно не стал:
– Тихо! Тут я, тут. Еду я… Стихните! – отмахивался он от своих. – Дело было…
Реня облегчённо выдохнула и села наконец в телеге.
– Что, Реня? – ехидно прошептал сестре Стась. – Каб он не вернулся, ты б и не поехала?
Регина Синица промолчала, будто и не слышала. Не такая это девушка, чтобы болтать лишнее… и попусту.
– Что не спишь, Антусь? – Реня мягко тронула сзади за плечо. – Мутит, нет? Больше уже шторма не будет: слышала, матросы говорили, что этот рейс выходит удачный, спокойный, сказали – штиль. А тут и Амэрика гэта. Почти приехали. Хотя бы качке конец. Там другие заботы будут, – она внимательно вгляделась в Антусево лицо. – Думаешь Далецких держаться?
Он кивнул.
– То рацья[30], – тихо сказала Реня. – Они прочно едут, насовсем. Назад им дороги нет, разем всё продали. Они хозяева крепкие, да и дядька их уже там, поможет. Эти не пропадут, всей фамилией.
Помолчали.
– Значит, расстаёмся? Стась хочет где-нибудь в городе. Ох, цо то бендже… – добавила она озабоченно и перекрестилась.
– А ты? Возвращаться не думаешь?
– Я с ним, Антусь. Боюсь за него. Малый ещё, ветер в голове, танцульки.
– Стасю лепей всех, – улыбнулся Антусь, – и один, и сестра старшая рядом. Як матка ты ему.
– Конечно. Я его с младенчества пильную[31]. А теперь, когда ни тату, ни мамуни нашей нет, кто ж его доглядит? Есть-пить забывает. А ты не голодный, Антусь? Теклю Далецкую всё качка мучит, есть не может, мне отдаёт. Не хочешь, пироги какие-то, с Италии? Я припасла.
– Спасибо, Реня. Ты золото. Ты иди, сама поспи. Я тут посижу ещё, пока тихо и возни вокруг нет.
Реня перекрестила его и, повернувшись, пошла в дальний угол к брату. Антусь видел, как она встала рядом со Стасем на колени и начала молиться, склонив голову на крепкой шее и шевеля губами. Чисто сама матка бозка, хоть статую с неё делай. Святая девушка…