– Стой! – он бросился вдогонку, но споткнулся о камень, покрытый чёрной слизью. Приземлившись на колени, увидел в луче света из разбитого окна обрывок газеты. Пожелтевшая бумага шептала заголовком: «Трагедия в лаборатории: отец и дочь пропали без вести». На фото – мужчина в очках, сжимающий устройство с медальоном. Его пальцы впились в металл так, будто пытались вырвать ему сердце.
– Звено… или жертва? – Збигнев поднял монету. На обгоревшей поверхности проступили трещины, складываясь в цифры – 1984. Год, когда институт получил первую лицензию на «эксперименты с когнитивными аномалиями».
За стеной раздался смех – сухой, как треск насекомых под ботинком. Медальон Карины, уносимый в темноту, оставлял на стене дрожащий след. Золотое свечение вывело символ: расщеплённый круг, идентичный граффити на стройке. Но теперь в разломе виднелось нечто – крошечная рука, царапающая бетон изнутри.
в доме Татьяны:
Подъезд втянул их внутрь, как глоток прогорклого воздуха. Запах – густой, липкий, с нотками гниющего мяса и химической сладостью разлагающегося антифриза – обволок лёгкие, вызывая спазм в горле. Стены, покрытые чёрной сажей, пузырились и трескались, словно кожа прокажённого. Даша прижала ладонь к двери квартиры 34, и краска осыпалась хлопьями, обнажая ржавые шрамы металла. Петли взвыли протяжно, как раненый зверь, а из щели под дверью выполз дымок – сизоватый, пахнущий жжёной проводкой.
– Они в стенах! – голос за дверью взметнулся до визга, срываясь на хрип. – Слышите?! Царапаются… Не крысы! Дети… те самые дети…
Даша замерла. Не от страха – от звука. Сквозь древесину двери просачивалось скр-скр-скр – ритмичное, как тиканье часов с погнутым маятником. Ваня впился пальцами в её локоть, оставив синяки.
– Гляди, – прошипел он, тыча фонарём в урну.
Среди осколков бутылок и смятых банок торчал угол газеты. Ваня выдернул её пинцетом – привычка старого опера. Бумага пахла формалином и порохом, как архив следователя. На пожелтевшем фото – мужчина в очках с роговой оправой. Он сжимал устройство: гибрид компаса и церковного реликвария, где вместо креста зиял расщеплённый круг. Его скулы, острые как бритвы, повторяли черты Карины.
– Папаша-привидение, – Ваня щёлкнул языком. – Нашёл, сволочь, с кем генетикой делиться.
Даша прильнула к щели. Холодный сквозняк из квартиры пахнул озоном и… медью. Старой кровью, въевшейся в бетон.