– Нет… – Женя рванула голову назад, ударившись о балку. Боль пронзила затылок, но она не отрывала взгляда от экрана. – Это же… это же не реально…
Сверху грохнуло так, будто небо рухнуло на крышу. Потолок вздыбился, осыпая всё вокруг штукатуркой и осколками стекловаты, которая впивалась в кожу как иглы. Женя бросилась вперёд, спотыкаясь о торчащую из пола арматуру. Рёбра скелета? Нет, обнажённые прутья, ржавые и острые. Каждый удар её ботинок о металл отдавался в костях глухим звоном – будто колокола звонили по тем, кто остался под завалами.
– Збигнев! – её крик разбился о рёв рушащихся перекрытий. Голос Анны где-то вдали выл: «Беги!», но Женя уже не понимала, откуда звук.
Тени сомкнулись над ней. Одна кольнула щиколотку – холод, как от укола жидкого азота, пополз вверх по ноге. Она побежала, слепо, сжимая камеру так, что трещали рёбра пластика. В ушах звенело, в горле стоял вкус крови. Обернувшись, она увидела в золотистом мареве отца Карины. Его рука тянулась к ней, пальцы плавились, капая на пол расплавленным металлом. Капли шипели, прожигая бетон, и в каждой отражалось её лицо – искажённое ужасом.
– Ты… ты же мёртв! – выдохнула Женя, спотыкаясь о груду кирпичей.
– Мёртв? – голос раздался у самого уха, хотя вокруг никого не было. – Здесь все мёртвы. Даже те, кто ещё дышит.
Её ноги подкосились. Камера выскользнула из рук и разбилась, выпустив на свободу последний кадр – лицо отца Карины, теперь уже с её глазами вместо золотых шаров.
Глава 4. Бюрократия теней
Интервью с Таней (10:26)
Квартира встретила Ваню гнилостным дыханием затхлости, в котором плавали химические нотки антидепрессантов. Воздух густел в лёгких, словно вдыхал не кислород, а жидкий страх. Пол под ногами скрипел странно – не деревянными плахами, а костями, замурованными под полом. Обои, когда-то кремовые с розами, теперь напоминали кожу прокажённого: жёлтые пузыри плесени пульсировали при свете мигающего фонаря за окном, будто живая плоть под лупой патологоанатома.
Телевизор с трещиной-молнией на экране бубнил приглушённо: застывший диктор в пиджаке цвета мокрого асфальта замер с открытым ртом. Его зубы, неестественно белые, сверкали как хирургические инструменты.
– Они приходили… – голос Тани вырвался из темноты, словно звук сломанной скрипки.
Ваня обернулся. Девушка съёжилась в кресле с выцветшей обивкой, пальцы впились в свитер с вытянутыми локтями. Её ногти, обкусанные до мяса, оставляли кровавые отпечатки на ткани.