– Ну, ну, – дедушка гладил русую голову внучки шершавой ладонью, – Ты меня не оплакивай, я своё по́жил, – старик отвернул голо-ву, проморгал слезу. – Ты вот, чего: пока я помру, не дожидайся. На лавке лежать, чай, не останусь, соседи, небось, подсобят, со мною управятся. А тебе, родная, уходить от сюда надо.
– Куда ж мне уходить? – Аксинья посмотрела в глаза деду.
– Из села, – отрезал старик. – Счастье тебе своё искать надобно. А тут его нету.
– Да, как же… – девушка перестала плакать, и вытерла рассопливившийся нос, – как же его сыщешь.
– Так счастье – не вода, под бок не подтечёт, – он взял внучку за руку. – Счастье, милая, оно навроде лукошка с грибами: иной человек и купить может, а кто другой сам его по грибочку собирает. Купленное, счастье-то, оно ведь и радости не приносит, и проходит, как та зорька. А ежели сама те грибочки собираешь, всякой берёзке поклонишься, да под всякий лопушок заглянешь – так каждой находке рада будешь. Счастье, вишь, его вы́ходить, вы́искать нужно. Ну, а как нашла – держи крепко. А коль придётся, так в кровь за своё счастье бейся. Ясно теперь?
– А тут, что ж, нету его что ли?
– Тут? – переспросил дед. – Можно, конечно на печи лёжа подождать. Иной раз оно, как солнышко глянет в окошко и пропало. От того и говорят, что счастье – мимолётное. Да, о чём я?! Тебя парни за версту обходят.
– И ничего не за версту, – обиженно надула губки Аксинья.
– Ну не за версту, не за версту, – засмеялся дед. – А за полверсты точно.
– И чего ж это? – Аксинья пристально смотрела на дедушку.
– Так ты, милая вспомни: на прошлогоднего на Купалу, задумал Егорка соседский тебя поцеловать, венок-то твой выловил, шельмец. Ты ж ему нос сломила, – дед хлопнул себя руками по коленкам и добавил не без удовольствия, – Он же чуть не месяц сквозь щёлки глаз, точь-в-точь степняк, глядел. И нос у него до сих пор в сторону смотрит. Да и с другими, тоже, не дюже задалось.
Старик успокоил смех и сказал уже серьёз-но:
– Ты, милая, на меня старого не обижайся, а сюда слушай. Не для постылой жизни я тебя воспитывал и готовил, а к жизни ратной. Воительницей тебя воспитал, какой твоя мамка была. Ты же и с мечом, и с копьём, и с луком почище какого воина управляешься. И ловка́, и смекалиста, – дед погладил Аксинью по коленке. – Нельзя тут тебе оставаться. А ты – ищи, счастье-то, ищи и не сиди тут, пропадёшь.