День в аптеке тянулся как обычно. Томас протирал склянки, готовил простые настойки, записывал заказы в большую конторскую книгу. Но что-то изменилось. Он замечал детали, которых не видел раньше: как солнечный луч преломляется в стеклянных бутылках, создавая радужные узоры на стенах; как пахнет каждая травка в связках, развешанных под потолком – не общим травяным духом, а своим особенным ароматом.
Готовя обычную микстуру от кашля по рецепту господина Штейна, он вдруг понял, что знает – точно знает! – что добавление щепотки тимьяна сделает её эффективнее. Не из книг, не из чьих-то рассказов. Просто… знал. Словно кто-то зажег свечу в дальнем углу его разума, и он увидел то, что всегда было перед глазами, но оставалось незамеченным.
В аптеку зашла женщина с ребенком – та самая, которой он тайком дал лекарство на прошлой неделе. Малыш уже не кашлял, щечки порозовели. Женщина хотела поблагодарить, но Томас покачал головой – господин Штейн мог услышать.
Он смотрел, как они уходят, и внутри росло странное чувство. Не гордость, нет. Что-то более глубокое, словно он прикоснулся к чему-то важному, к какой-то тайне, спрятанной в самой природе вещей…
К вечеру действие капли начало ослабевать. Томас почувствовал это не сразу – сперва поблекли краски, затем запахи перестали быть такими отчетливыми, а латинские надписи на склянках снова превратились в малопонятные узоры.
Всё возвращалось, как прежде. Словно солнце зашло за тучи. Мысли уже не были такими ясными, тело снова наливалось усталостью. Но память… память о том, каким может быть мир, осталась.
Он поспешил домой, к матери. Она спала спокойно, без хрипов и стонов. Жар не вернулся. Значит, действие лекарства на болезнь оказалось иным – более стойким? Или просто организм матери по-другому отреагировал на эликсир?
В подвале, в тайнике за бочкой, оставалось еще немного светящейся жидкости. Томас долго смотрел на флакон. Одна капля… Что если?..
Он должен был понять, как это работает. Не только ради себя. Вторая капля подействовала иначе – словно открыла дверь, о существовании которой он даже не подозревал. Звуки… он слышал их все разом: шорох мышей в подвале, разговоры на улице, скрип половиц наверху, где спала мать. Но главное – он начинал понимать…
Как описать то, что едва поддавалось осмыслению? Как передать словами ощущение, будто мир вокруг – это огромный механизм, и ты вдруг начинаешь видеть, как движется каждое его колесико?