Юсуф занес руку для повторного удара. Тонкий девичий стан, укрытый теми оборванными тряпками, что остались от ее прежнего наряда, сжался в углу. Но стоило будущей рабыни поднять лицо, одаривая своего врага прямым, непобежденным взглядом, я узрел два черных колодца ее глаз. – «Такие умирают стоя, ведь не могут жить, склонив голову».
Влекомый необъяснимым порывом, я вышел из своего ряда, – порядок в отряде и так был весьма условным. Уставшие после перехода Нила люди еле переставляли ноги, кляня мокрые сапоги и вездесущих пиявок.
– Постой. – Перехватив руку соратника, я посмотрел на девушку, заметившую меня и, наверное, успевшую испугаться еще сильнее. Черные омуты расширились, словно желая поглотить обидчиков своей болью. – Юсуф, тахорат1 скоро, не марай руки об неверных, – как можно более отстраненно напомнил я, надеясь, что священное омовение перед положенной два раза в день молитвой покажется ему достойным поводом, чтобы не усугублять свою жестокость.
– Фаиз… – верхняя губа Юсуфа приподнялась в подобии оскала пустынной гиены. Мы никогда не были друзьями, как, впрочем, и врагами, но в это мгновение между нами разлилось напряжение, которое он даже не пытался скрыть. – Пытаешься спасти неверную шавку? У самого ни женщины, ни дома, так решил, что и остальные готовы жить подобно тебе?
Собравшиеся вокруг повозки одобрительно загоготали, поддерживая своего знакомца.
Шаг армии халифата неспешен, но не настолько, чтобы я не замечал приближающихся крон небольшой рощицы. Времени перед вечерней молитвой оставалось все меньше, а значит и вариантов, что никого из пленных девушек не затащат к себе в шатры Юсуф и ему подобные.
Я не был праведником – им сложно оставаться, когда оба лезвия в крови настолько, что горячие струи спускаются к ладоням, а иногда и до локтей, смешиваясь полосами с дорожной пылью и потом, – но и вид того, как собратья по оружию принуждением берут вопящих о пощаде, а иногда и о смерти, девушек всегда подкатывал к моему горлу смрадный ком удушья. – «Это неправильно».
Мы шли на сельджукские города не для этого. Единый Бог нес свое слово и просветление, а одновременно с этим, его воины несли страх и насилие.
– Она еще ребенок. – Я отпустил руку Юсуфа, продолжая идти с ним в одном темпе. – Не о тех женщинах ты говоришь. Оставь девчонку, пусть Шахбулат решает на привале, что делать с рабынями.