– Ваше сиятельство, – отвесивший почтительный поклон, отвечал тот, – Алексей Дмитриевич велели сказать, что вот-вот спустятся к столу, а Андрей Дмитриевич, – слуга замялся, опасаясь господского гнева, – еще почивать изволят, – все-таки завершил он.
Князь нахмурился.
– С твоим отъездом Андрей совсем чужой семье стал, – заметно уязвленный поведением старшего сына, глянув на племянника, посетовал он, – далекий от дома, с братом не знается, наставлениями в приличном дворянину образе жизни пренебрегает, весь в постоянных поисках новой авантюры.
– Эти перемены случились с ним многим раньше, – вспомнил всерьез обеспокоенный словами подавленного дяди князь. – Не первый месяц что-то гложет его душу.
– Верно, – кивнул в ответ Дмитрий Андреевич, – да только мне, не ведающему причин этих перемен, помочь не по силам, – вздохнул он сокрушенно. – Уж не знаю, – отвел в сторону исполненный отчаяния взгляд, – чем вернуть к жизни прежнего сына.
– Я поднимусь к нему, пока накрывают на стол, – решительно встал с места готовый поискать желанное для князя действенное средство Мишель. – Хочется думать, мой приезд и Андрея обрадует, – заговорщицки улыбнулся он взирающему на него с надеждой дяде.
– Ступай, мой мальчик, – напутствовал посланного богом племянника воспрянувший духом князь.
Поднявшись по крытой ковром лестнице этажом выше, Мишель неслышно вошел в уютную комнату. Все тонет в мягких тенях и безмолвии. Назойливые лучи солнца остались в плену полупрозрачных драпировок заботливо занавешенного окна. Дремлют давно не ворошенные в камине розового мрамора угли. Согрета теплом радушного очага, зазывает успокоиться мыслями в ее объятиях пара широких кресел, обитых голубым атласом. По углам повествующего историю Андрея Первозванного гобелена во всю стену противятся всеобъемлющему покою стражи–канделябры с изножьями-грифонами, трепетным огнем уже истощенных свечей воинственно и неутомимо охраняющие увенчанную золоченным лепным карнизом кровать с грациозно приспущенным небесно-голубым атласным пологом с крупными золотыми кистями.
На смятой в беспокойном сне постели, не снявший по возвращении с ночной пирушки одежды, разметавшись на лазоревом покрывале, спит мужчина. Блестящими углями на свежем снегу подушки чернеют кудри, обрамляющие черты чуть бледного благородного лица. Густые ресницы, укрывающие от праздных соглядатаев красноречивые мысли мятежной натуры, нервно подрагивают во власти тревожного сна.