– Вы пришли в дом без хозяина, убеждённые в его прустутствии, чтобы разговаривать с этими стенами и изваяниями святых, – обвёл лезвием своды храма монах. – И если вы продолжаете играть в свои нелепые игры, то не ровен час, как надумаете вновь назвать себя избранными для народа и власти.
– Я вижу твои одежды и твоё тело, искушенное постом и молитвой… – дон оглядел монаха снизу вверх. – Ты сам служил Богу. Неужели так просто отступиться от собственной веры?
– Я никогда и никому не служил. – гордо сверкнул глазами монах. – Я попал в монастырь не по своей воле, туда меня заточили ещё ребёнком и лучше тебе не знать, старик, что мне довелось там вынести… От того места не осталось камня на камне и теперь я ношу эту дряхлую рясу, чтобы все видели, как прохудилась ложь и износились языки, её породившие. Ты должен был слышать обо мне, дон Ферретти.
– Я слышал, – уверил его тот, солгав. – Поэтому сейчас меня окружает стража. И ты прав… Помазанник не помазанник, если масло, льющееся на его главу-всего лишь масло. Но у царей есть золото. А с его существенностью, полагаю, никто спорить не будет. И пусть я не коронован и не стремлюсь к венцу, золото у меня есть и я могу делиться им с вами…
– Мы можем его у тебя отобрать прямо сейчас… – глаза монаха вновь блеснули исподлобья, но страхом от собственных слов или решимостью, Релвит, стоя за плечом дона, различить не смог.
– Вряд ли вам это удастся, мои богатства сейчас очень далеко, а я не ношу их с собой, слишком уж тяжёлая это ноша! – простодушно развёл руками дон.
– Тогда мы отберем ТЕБЯ у золота… – крикнул кто-то из толпы и вся она забурлила, наращивая волну возмущения и жажды крови.
Ферретти медленно перевёл взгляд на монаха, зная, что эти люди говорят его устами.
– Ну, так попробуйте… – молвил он.
Релвит и Отик повыхватывали оружие. Остальные музыканты бросили инструменты и последовали их примеру. Эти слова стоили дону больших усилий: на миг ему показалось, что голос его дрогнул… но никто не двинулся. И монах не шелохнулся. Он испытующе смотрел Ферретти в глаза, стараясь не замечать обступивших его убийц, обнаживших свои короткие мечи. Постепенно буря голосов разбилась о стальные скалы доспехов его солдат и выставленные вперёд окровавленными волнорезами длинные пики. Дон, почти не веря своим ушам, довольно ухмыльнулся и возвысил голос,-