Чья-то рука легла на его плечо, и, обернувшись с испугом, он увидел запыхавшегося доктора Брука.
– Хорошенькая пробежка для человека моего возраста, ничего не скажешь! – пропыхтел доктор.
– Я вас не просил сопровождать меня! – гневно воскликнул Рэдфорд.
– Знаю, что не просили, но мне вдруг захотелось. Вы думаете, что идете к себе на квартиру? Ну, а я думаю по-другому. Я думаю, что вы идёте со мной в «Чёрный орёл». У вас дома револьвер, не так ли, мой юный друг? Может, я и старый дурак, но я не оставлю вас и ваш револьвер tete-a-tete до тех пор, пока ваши нервы не успокоятся хоть немного. Я вижу вас, юных вертопрахов, насквозь, да и мне не стоило так рубить вам всю правду-матку, но этот сорванец вывел меня из себя. Но с вас на сегодня хватит! Идём в «Чёрный орёл»!
Долгое время спустя Рэдфорд пытался вообразить, что могло бы произойти, если бы доктор Брук не остановил его в тот вечер, ознаменовавший собой начало подлинной истории его жизни. Не то чтобы у него было тогда какое-то сознательное намерение, но все-таки был ящик стола, а в нём был револьвер, и он думал о нём в тот миг, когда на его плечо легла рука доктора.
Мир явно делится на две половины – баловней судьбы и неудачников, определить с первого взгляда, кто есть кто, иногда трудно, но в случае с Альфредом Рэдфордом всё сразу же было совершенно ясно. Хотя он и не лежал в младенчестве в золотой колыбели, подобно сказочным принцам, сама колыбель, по крайней мере, была изготовлена из прекрасного материала и имела безупречный внешний вид. И если он до сих пор и не вращался в высших кругах света, то, без сомнения, доля его в тех областях, куда забросила его судьба, была очень приятна.
Вследствие ряда обстоятельств его отец стал одним из тех англо-австрийцев, которые обязательно встречаются в некотором количестве в каждой провинции двойственной империи, и которые, никогда не переставая называть себя англичанами, вполне прижились на чуждой почве. Будучи вторым сыном юриста из графства Суффолк, Джордж Рэдфорд в возрасте двадцати лет был отправлен в колонии, и там, в течение последующих двадцати лет, сумел, скорее благодаря везению, нежели старанию, сколотить значительное состояние. На сороковом году жизни возвращаясь в Европу, он удостоился особого счастья иметь своей попутчицей очаровательную Хильду фон Фойхтенштайн, и именно этот случай и сыграл решающую роль в его постепенном превращении в настоящего англо-австрийца. Ко времени приезда в Триест судьба Джорджа Рэдфорда была предрешена. Хильда не могла, или думала, что не может, выносить британский климат, и так как она, за неимением наличных денег, владела полуразрушенным замком, стоящим посреди запущенного парка, Джордж решил, без особо больших сожалений, так как его отец умер, а брата он практически не знал, поселиться в имении жены. Вскоре замок был вновь отстроен, парк приведён в порядок, минуло ещё несколько лет, и вот уже Джордж Рэдфорд превратился в одного из тех мирных деревенских увальней, которые безмятежно наблюдают за созреванием своих урожаев и сыновей, вдали от треволнений столицы. Всю энергию, дарованную ему от природы, он потратил в колониях, а всё его честолюбие было вполне удовлетворено успехами Альфреда. А Альфред действительно мог порадовать отца, – прежде всего, физической красотой, но и моральными качествами тоже, да и умён он был достаточно для полноты всей картины. Он был любимцем того деревенского кружка, в котором до сих пор провёл большую часть жизни, кружка, в котором сын и наследник состоятельного мистера Рэдфорда и Хильды, урождённой фон Фойхтенштайн, по определению был важной персоной. Всё это могло бы превратить его в бесхарактерную тряпку или легкомысленного повесу, если бы от столь печальной участи не уберегло его некое врождённое здравое начало. По отдельности, гинеи его отца или поместье матери не дали бы ему такого положения в обществе, которое он теперь занимал, но сочетание этих двух обстоятельств было неотразимо в глазах света.