«Глава 2. Почему ты всё испортила?»
Неделя вторая. Визит бабушки
Бабушка-Тишина принесла подарок – одеяло из платков, связанных из:
Обрывков её заводских смен;
Чеков за оплаченные долги Риты;
– Держи, внучка, – она завернула Лили в ткань, пахнущую хлебом и усталостью. – Это вместо любви. Любви у нас… – она посмотрела на Риту, которая разрисовывала стену новым обещанием, – …любви хватит на всех.
Но одеяло оказалось дырявым. Сквозь прорези проглядывали:
Синяки на руках Риты;
Пустые бутылки под кроватью;
Тень отчима, который ещё не появился, но уже пил на кухне.
Месяц первый. Первое предательство
Обещание «2003 год» окончательно сгнило. На его месте Рита нарисовала:
«2004. Купим Лили велосипед. Бросим пить. Точно-точно».
– Смотри, – она подняла дочь к потолку, где светлячок Геннадий выстукивал: «Врёшь-врёшь-врёшь». – Это наш билет в нормальную жизнь!
Но в тот же вечер Рита обменяла «билет» на пол-литра «Белого орла». Лили лежала в ящике и слушала, как осколки бутылок перешёптываются:
– Ты стоишь ровно пол-литра…
…Завтра тебя оценят в литр…
…Через год – в ящик…
А светлячок Геннадий, глотая слёзы вселенной, моргал последнее:
– …точка-точка-точка…
Так началась история девочки, чья колыбель пела ей колыбельные на языке разбитого стекла.
Детство в «Квартире-шарманке», или Как я научилась прятать слёзы в карманы
Квартира жила своей механической жизнью, словно гигантская шарманка, заигрывавшая проклятый мотив. Половицы скрипели на языке пьяных скороговорок, трубы в ванной выплёвывали ржавые куплеты о несбывшихся мечтах, а стены, оклеенные обоями «Цветы надежды», медленно увядали, как букет на поминках. На подоконнике чах кактус – единственное растение, согласившееся жить в этой атмосфере. Его иглы давно истлели, оставив стебель голым, как мамины клятвы. Каждую ночь пятно на потолке превращалось в созвездие «Пьяной медведицы», а из щели под плинтусом выползали серебристые тараканы, таща на спинах обрывки материнских обещаний: «Завтра бросим», «Купим тебе щенка», «Поедем к морю».
Лили открыла Ящик Забытых Игрушек – саркофаг детства, где плюшевый мишка с выпавшим глазом хранил в животе гильзы от папиных сигарет, а кукла «Малышка Рита» шептала сквозь треснутые губы: «Не расти, а то станешь как она». На дне, под слоем пыльных фантиков, лежал телефон-раскладушка. Пластик был холодным и липким, словно слеплен из слез всех детей, когда-либо звонивших в службу Судьбы. На экране треснувшее стекло рисовало паутину, в которой запуталось её детство.