Это были добрые, тихие дни, наполненные запахом свежего хлеба, голосом матери и надеждой, что жизнь всегда будет такой же ясной и простой, как наш маленький мирок. Но время – оно словно река – никогда не стоит на месте, и скоро нам предстояло узнать, как далеко может унести её течение.
Часть 2
К середине 1880-х годов жизнь в нашем городке стала меняться, словно кто-то невидимый бросил тень на эти места. Мне уже было за двадцать, и я ясно видел, как год от года наши урожаи становились всё скуднее: то безжалостное солнце высушивало поля, то бесконечные дожди смывали посевы. Отец возвращался с поля хмурый и молчаливый, с глубокими складками на лбу, а мать часто стояла у пустого стола, тихо шепча молитвы, словно слова могли наполнить наши тарелки.
В трактире, где собирались мужчины обсудить последние новости, всё чаще шли разговоры о налогах, которые росли, словно сорняки, и о помещике, требования которого казались всё более жестокими. И вскоре в этих разговорах появилась новая тема – Америка. Говорили тихо, боясь быть осмеянными, но слухи распространялись быстро, и скоро все знали: там, за океаном, есть другая жизнь, где можно работать и не бояться завтрашнего дня.
Сначала я не воспринимал это всерьёз. Кто бросит всё ради далёкой земли, о которой известно лишь по чужим рассказам? Но постепенно мысли о чужом крае начали посещать меня всё чаще, словно заноза, не давая покоя ни днем, ни ночью.
Однажды вечером, когда я сидел у очага, пытаясь починить свой износившийся башмак, отец неожиданно нарушил молчание: «Ты молод, Янек, руки у тебя крепкие. Может, тебе стоит попробовать?» Он не смотрел на меня, лишь на потрескивающий огонь, и я понял – отец не гнал меня, он боялся, что я разделю его участь. Мать тихо заплакала, Анна прижалась к ней, а я молчал, не в силах произнести ни слова.
В ту ночь я долго не мог уснуть, лежал на твердом соломенном тюфяке, слушал ветер, стучащий в окна, и думал о далёкой Америке. Я чувствовал, что где-то за океаном, возможно, и правда существует другая жизнь. Жизнь, в которой человек не боится ни голода, ни зимних холодов. Я не знал, верить ли рассказам, но отчаянно хотел проверить сам. Ведь здесь, дома, нас ждало лишь одно: тяжёлая работа до конца дней и вечная нужда.
Дни проходили, а мысли об Америке не покидали меня. Они звали не громко, а тихо и настойчиво, словно шёпот далёкого ветра, обещавшего мне свободу и новую судьбу.