«О, Мортум, Отче наш во тени смертней,
И Морбос, сын Твой гнилой и тленный.
Внемлите нам, червям земным,
Из праха к вам взывающим мы.
Да будет воля ваша на земли,
Яко в царствии вашем разложения и тлена.
Да умножатся скорби наши лютыя,
И дни наши длятся, аки мука вечная.
Даруйте нам язвы гнойныя и раны смердящи,
Да познаем сладость распаду полнаго.
Исполните сердца наша тиной и отчаянием,
Дабы век помнили величие скорбно.
Ибо вы есте начало и конец,
Увядания и погибели всего сущаго.
Да пребудет тако.»
И токмо молитва окончашася, и ощутиша присутствующие смерть, дышащу им в тыл, и благоволение пред неведомо чем. Тако бы и пыташася мытари разумети чувства сии, да разобрать, какия сущности призваша, обаче протоиерей не даде им медлить, на службу великую призва их воплем своим:
– Что ж вы стоите, рабы божии?! Ступайте, и принесите нам боле ценностей разных, дабы благоволити Бога нашего и духа Его, за то яко посмел на нас обратити взор Свой великий!
И поиде толпа посля слов сих на смерть лютую, во радиоактивныя руины грешныя, дабы умрети тамо участью незавидной, от удушья газами, али съедаемы радиацией незримой. Падоша главы некия к земле, и вострепетала толпа, не ведуще что творити. И разгорячися протоиерей, видя, яко страх скова их.
– Бессовестнии! Бог даде нам проклятие ношу сию нести, а вы смеете остановиться на полпути?! Грешники, всех под расстрел, иже удумает стояти али назад воротитися с руками пустыми!
И воздвигоша послушники орудия огнестрельныя, да стреляти по толпе дрожащей начаша, понудив тех бежати во глубину руин срамных, дабы сохранити жизнь. Средь них и Плешивец бысть, иже через трупы скакаше, да хвост поджимаше, бояся пулю шальную в гузно словити. И забежа в руины мрачныя, сокрывся за стеною кирпичной. Обаче не замети, яко мытарь за ним все время бежа, иже настиг его, яко за стену воротися. И нача тот представлятися Плешивцу, да имя его выведывати, дабы познатися с ним, и сотворити двоицу, ибо вдвоем выживати сподручнее.
– Оу! Тебе Плешивцем имя наречено, яли? Зри, что ми дароваша!
Возопи в той часъ неведомый муж, и показа Плешивцу цедило для личины противогазной, отчего оный воззре на неведомца со вниманием новым, но словесе не изрече.