Одну из них она поднесла к глазам, и отражённый от неё свет выхватил обложку: лицо с насмешливой дерзостью мальчишки и одновременно с доверчивостью, присущей беспечному, мимолётному возрасту. Он был в самом зените утонченной юности, едва понимающей разницу полов, по прошествии которого мужчины неизменно огрубевают и дурнеют. Это сверхъестественное совершенство, требующее вседозволенности и восхищённого поклонения, нельзя было разложить на составляющие, так как ничто в его внешности не было особенным само по себе. Сплошная нежность полого воска, головокружительные виражи скул и бровей, демоническая горбинка носа, бешенство гривы и во всём – потаённая улыбка, обращённая кому-то вовне и вымогающая безотчётную ревность.
– Кто это? – спросила она, махнув головой в темноту наобум, надеясь угадать местонахождение продавца. В ответ за прилавком оживлённо закопошились.
– Мой внук, – как-то неуверенно ответил пожилой, но высокий голос с акцентом попугая. «Странно сомневаться в том, кто твой внук, а кто нет, – про себя рассудила Лалика, – хотя, конечно, зависит от возраста». А голос добавил поспешным довеском, будто второпях сочиняя для убедительности:
– Он часто помогает мне в лавке.
Густое облако благовоний разделило собеседников непроглядной завесой, и теперь Лалика совсем ничего не могла разглядеть, лишь неверную искорку – пенсне или зубную коронку. Она посмотрела по сторонам, на секунду простодушно вообразив, что молодой человек с обложки находится где-то рядом, может, раскладывает пластинки по алфавиту, стоя справа от неё, или слева – начищает пыльный раструб. Подозрительно нахмурившись, она взглянула на обложку, оценивая вероятность сказанного, но тут же позабыла о своих подозрениях и снова замерла, заворожённая его необыкновенной внешностью и не способная отвести взгляд от фотографии, пока громыхнувшая входная дверь и оживлённая болтовня покупателей не вернули её в сознание.
«Rubi… Rubino», – доносился бесконечный лиричный рефрен на незнакомом языке вперемежку с робко вступающей губной гармошкой. Из жгучего стеснения не спросив имени внука, она придумала в своих бесплотных мечтаниях, растянувшихся впоследствии на целый год, называть его Рубирубино. Так он и стал её первой любовью, понизив в ранге вязаного прикроватного медведя, который теперь был не в счёт.