– А ты, романтик, Ковалёв, – не удержался я от сарказма. – В самой обычной вещи увидел что-то романтичное.
Ковалёва прорвало, он начал с жаром рассказывать, сколько земляне построили заводов, космодромов, звездолётов, космических станций. На меня его слова не произвели никакого впечатления. Но Дарлин? Он явно красовался перед ней, пытался привлечь внимание. А мне хотелось задать ему один вопрос – он-то, полковник государственной безопасности, какое вообще отношение имеет ко всем этим прекрасным вещам?
Залитая мертвенно-бледным хрустальным светом серая громада Луны начала быстро заполнять обзорный экран, тёмные округлые, похожие на огромные моря проплешины, длинные борозды, удивительно правильной формы кратеры.
Я включил боковые движки, наш летун, нехотя вращаясь, направился к орбите Луны. Я выровнял траекторию полёта.
Вид унылой, дымчато-серой, казалось бы, мёртвой пустыни, оживлял комплекс сооружений. Высокое строение в пару этажей со сходящимися в треугольнике стенами из стеклянных панелей, напоминало огромное вымершее животное, будто бы вылезшее из морских глубин, чтобы устало раскинуть сапфировые плавники из солнечных батарей. И застыть так навеки. Вокруг здания поменьше, утопленные в поверхность полусферы с выходящими из них длинными прямыми коридором. Несколько буровых установок на круговых площадках жадно вгрызались в грунт. Их окружали на тонких ножках-фермах голубые цистерны, похожие сверху на детские надувные шарики. На фоне высокой темнеющей провалами горы выстроились в несколько рядов ферменные конструкции с космолётами. И уходящая за горизонт, над которым гордо проплывал бело-голубой шар Земли, взлётно-посадочная площадка для космолётов, где на краю в ряд стояло несколько аппаратов, схожих с тем, на котором мы летели сейчас.
Мимо нас проскользнула состоящая из множества секций космическая станция, гордо раскинув огромные сапфировые крылья-солнечные батареи.
Космолёт вышел на тёмную сторону Луны, окутала тьма, но там, внизу, разбежались весёлые огоньки.
Бах! Космолёт болезненно содрогнулся, словно от удара хлыстом, прошла вибрация, погасли все экранчики, светодиоды. Кабина погрузилась в непроглядную, зловещую тьму. И лишь через казавшееся бесконечным мучительное мгновение глаза привыкли к пугающему мраку, и бледный свет звёзд залил погасшую консоль, очертив контуры Дарлин, сидевшей рядом в кресле, её лицо казалось совсем белым, как у мертвеца.