Я отключаю сканер, его гудение стихает, прячу его в рюкзак, его лямка цепляется за шрам на плече, боль отдаётся в руку, как ток. Руна в импланте мигает ярче, чем раньше, её свет пульсирует, как сердце, которое не сдаётся, она тянет, как магнит, как голос, который я не хочу слышать, но не могу игнорировать. Я стискиваю запястье, пальцы сжимают кожу, как будто я могу её выдавить, но она остаётся, её свет режет глаза, как неон, который горит за стеной.
Я сижу в тайнике, прижавшись спиной к холодной стене заброшенного дома, её бетон, покрытый трещинами, как старческая кожа, холодит через куртку, пропитанную потом и кровью. Щель в стене, узкая, как лезвие, завалена мусором – рваные мешки, гниющие доски, куски пластика, покрытые серым налётом, – это единственное, что отделяет меня от дронов, которые гудят снаружи, их низкий гул проникает сквозь стены, как шёпот смерти. Красные лучи сенсоров шарят по переулкам, их свет режет смог, как раскалённые ножи, выхватывая из темноты куски ржавого металла и граффити, которые кричат: "Север – это конец". Трущобы никогда не были убежищем, но сейчас это всё, что у меня есть, мой единственный щит против системы, которая видит каждый байт, каждый шаг, каждый вздох.
Вонь в тайнике тяжёлая, как смог, – гниющие доски пахнут сыростью и плесенью, их запах смешивается с едким привкусом синт-еды, остатки которой валяются в углу, её упаковка, покрытая грязью, блестит, как ядовитая лужа. Я дышу через рукав, но это не помогает, запах проникает в лёгкие, как код, который нельзя стереть. Имплант в запястье мигает зелёным, его свет тусклый, как надежда, которой у меня нет, но руна, застрявшая в нём с того взлома, горит ярче, чем после секции ноль, её синие линии пульсируют, как вены, как будто насмехаются надо мной. Фрагмент данных, который я вытащил из архива "Севера", крутится в голове, как заевшая запись, его слова острые, как осколки стекла: "Проект Север… эксперимент… контроль… 2052…" Что это значит? И почему "Север" так хочет меня найти? Я чувствую его взгляд, невидимый, но тяжёлый, как бетон, который сжимает меня со всех сторон.
Кровь из носа всё ещё пачкает куртку, её тёмные пятна блестят в свете импланта, как чернила, которые не высыхают. Откат после взлома был жёстким, шунт трещит, его провода впиваются в виски, их концы горячие, как угли, но он держит, пока. Рюкзак открыт, его содержимое разложено на полу: запасной чип, его корпус покрыт царапинами, батарея, её контакты зеленеют от окиси, кусок синт-еды, завёрнутый в пластик, его поверхность липкая, как пот. Еда на вкус как пластик, её химический привкус горчит на языке, но голод не выбирает, я жую медленно, каждый кусок царапает горло, как код, который не хочет загружаться. Прислушиваюсь, уши ловят каждый звук: гудение дронов то ближе, то дальше, их низкий гул отдаётся в стенах, как барабан, который отсчитывает время до моей смерти. Они ищут, знают, что кто-то копался в сетях, знают, что я видел секцию ноль, но пока не нашли. Сердце колотит, его стук отдаётся в груди, как молот, руки дрожат, пальцы холодеют – не от страха, а от напряжения. Или всё-таки от страха? Я не знаю, где проходит грань.