– Горе у тебя впереди. Что-то с родственниками.
Серега побледнел:
– У меня из родственников только мама. Что с ней?
Цыганка развела руками:
– Не знаю, господин. Вижу, что несчастье. Приедешь – увидишь. Просто будь готов.
– Понятно, – скрипнул зубами Попов, – может ошибаешься?
– Нет, господин. Можешь мне не верить, но я зря пугать не буду.
– Ладно, – Серега взял себя в руки, – хорошее что-то будет?
– Будет, господин. Друзья тебя поддержат, женщины у тебя будут. Жизнь длинная у тебя будет.
Цыганка замолчала, и неуверенно продолжила:
– Я не вижу ее завершения. Как будто ты будешь жить вечно. Первый раз у меня такое гадание.
Попов нашел в себе силы улыбнуться:
– Значит, не обманул Майрон.
– Не знаю, господин, – вдруг заторопилась цыганка, – извини, остановка сейчас, внука в больницу повезем. Прости нас, господин, прости, и спасибо тебе, – женщина подхватила юбки и почти побежала к выходу.
* * *
Златогорск встретил пустым перроном с одиноким фонарем. Попов шагнул на платформу и ахнул. Мокрый снег шел стеной, словно на дворе был январь, а не апрель. На асфальте уже выросли сугробы выше щиколотки, а запоздавший трамвай напоминал маленький ледокол. В холодном вагоне было два человека, и Серега устроился на заднем сиденье, пытаясь через запорошенные снегом окна рассмотреть знакомые дома и улицы.
Радости от возвращения не было. Попов столько раз представлял себе, как приезжает домой, что чувствовал даже особый весенний запах, который должен витать в воздухе родного города. Вместо этого – дурно пахнущее нутро громыхающего по рельсам вагона. Заплеванный резиновый пол, дребезжащие грязные стекла, изрезанные дерматиновые сидения. А главное – ощущение тревоги, поселившееся глубоко внутри. Слова гадалки высушили счастливое ожидание встречи, арктический фронт засыпал последние остатки радости глубоким мокрым снегом. Несколько часов в поезде Попов маялся тревожным ожиданием беды, и сейчас, на жестком сидении промерзшего трамвая, Серега был уже уверен – беда произошла. Матери он больше не увидит.
От остановки до родной пятиэтажки было пятнадцать минут быстрой ходьбы. Снег так и не прекратился, фонари желтыми шарами горели сквозь белую пелену, едва разгоняя сумрак улиц. Ветер дул в спину, стараясь как можно быстрее замести, заровнять следы одинокого человека, нарушавшего торжественную девственность белого покрывала.