на неизвестную повесть провинциального писателя из Мурманска. Интернет сожрал его за неделю – под хэштегами #ЮрченкоВор и #ВернитеПисателямМозги.
Издательство приостановило контракты. Адвокат намекал, что проще будет исчезнуть из поля зрения.
А исчезать Илья умел. Он уже исчезал – когда десять лет назад бросил Россию, родителей, улицу с запахом грибов после дождя и купил студию на верхнем этаже парижской высотки.
Он уехал за границу писать свободно. Там его встречали овации, интервью, галерея обложек с его лицом. Но потом… всё стало тусклым. Вино не бодрило. Язык стал чужим. Женщина, с которой он жил, называла его ghost of his own shadow – тенью своей же тени.
Он не писал уже почти год.
Когда пришёл крах, он выбрал не курорт, не Рим и не реабилитацию в Альпах. Он выбрал Кедровск.
– Вернись домой, – шепнул голос в голове, возможно, принадлежащий матери. Или отцу. Или вовсе не им.
Дом Юрченко стоял на окраине города, как и прежде – облезлый, облупленный, но странно живой. Мать выскочила с объятиями, будто он уехал всего на день. Отец буркнул что-то про старый водонагреватель.
Илья смотрел на улицу через окно, вспоминая, как в детстве за этим стеклом прятался от дождя, а теперь – от чужих глаз и шума. Он собирался просто затаиться. Отлежаться. Переждать. Найти в себе что-то живое.
Он ещё не знал, что сам уже давно был в сети.
Заражение
Утром Илья вышел пройтись. Свежий воздух был плотным, влажным, тянулся за ним, будто обволакивал изнутри. Он прошёл мимо школы, детской площадки, старого магазина, где раньше продавали пирожки с картошкой. Всё выглядело так же.
И всё было не так.
Люди здоровались с ним чересчур вежливо. Они улыбались широко, на одно лицо. Будто маски. Даже Пашка, когда-то худющий хулиган, а теперь владелец бара «Пеньки», встретил его с распростёртыми объятиями.
– Ты не изменился, Юра! – прокричал он, хлопая по спине так, что у писателя перед глазами потемнело. – Мы знали, что ты вернёшься. Всех тянет домой.
Эта фраза… её уже говорила тётя Маруся. Слово в слово.
– Слушай, а что с ней? – спросил Илья. – Я встретил её у дома – она странная какая-то. Смотрела, будто сквозь меня.
Пашка пожал плечами и отхлебнул из кружки.
– Все в возрасте тут такие. Мозги подсыхают. Или наоборот – разбухают.
Он засмеялся. Смех был пустой, деревянный.