Обычный северный юг: сосны, дорожки, облупившийся асфальт и поле.
Поле – как поле.
Между деревьями и автобусной остановкой.
Жухлая трава, остатки бурьяна, плешивый клён на краю.
Не пугающее.
Но все обходили его стороной.
– Мостками иди, – говорила бабка. – Через овраг, потом вдоль берёз. Не срезай.
– Почему?
– Потому что. Там не чисто.
Он посмеялся. Он взрослый, чёрт возьми. Москва, логика, кроссовки за шесть тысяч.
На третий день срезал.
Он прошёл поле быстро.
Трава хрустела под ногами.
Небо было синее, и всё казалось – обычным.
Но на выходе – часы на телефоне опаздывали на 14 минут.
Он подумал – баг.
Перезапустил.
Не помогло.
На следующий день он снова пошёл через поле.
В этот раз – по диагонали.
Когда вышел, кроссовки были мокрые.
Хотя было сухо.
И земля под ногами гудела, как отдалённый трансформатор.
Он не сказал бабке.
Но ночью не спал.
Снилось, как трава дышит.
Снилось, как он идёт по полю и из-под земли на него смотрят.
Глаза – как галька, без век, без смысла. Просто смотрят.
На четвёртый день он пошёл снова.
Теперь – просто чтобы доказать. Себе.
Но в этот раз не нашёл выход.
Идти стал медленно.
Круги. Тропа.
А потом – просто тишина.
Не та, что в деревне.
А та, что в замкнутом помещении.
Под землёй.
Там, где звук глохнет сам в себе.
Он стоял.
И тогда земля зашевелилась.
Не всерьёз. Просто – как будто вдохнула.
Он проснулся дома.
На кровати.
В мокрых кроссовках.
В прихожей стояла бабка.
Смотрела.
– Я же говорила. Оно теперь в тебе.
– Что – оно?..
– Поле. Оно не место.
Оно память. Которую не помнят.
Оно ищет, кто будет её носить.
Теперь он не уезжает.
Он живёт у бабки.
Ходит по краю.
Молчит.
На автобус не выходит.
Телефон – не работает.
Когда приезжают новые – он здоровается.
Говорит:
– До остановки лучше через овраг. Полем – нельзя. Там… неудобно.
Если спросить – почему, он улыбается.
Плавно.
Так, будто что-то внутри него улыбается вместе с ним.
«Метр за метром, мы становимся частью её интерьера.»
Когда они въехали, кот по имени Буба первым делом забился под ванну.
Катя смеялась – «ну, стресс».
Лёша махал рукой – «ну, животина».
А Буба не выходил три дня.
Квартира была странно уютной.
Типа сканди-шик на усталый московский манер: ламинат, икеевский стол, лампа из фикс-прайса.
Цена – подозрительно низкая, даже с учётом «вода бежит, как хочет».
Они вселились весной.