В комнатке тщеславия же я могла по крайней мере на несколько минут положить голову на руки и перестать притворяться. Перестать каждую секунду беспокоиться о том, как я выгляжу.
Правильно ли я улыбаюсь. Правильная ли у меня поза. Одета ли я в соответствии с тем, как ему нравится.
Правильная ли у меня прическа.
Достаточно ли идеальна моя грудь.
Как я выгляжу по сравнению с другими женщинами. Вокруг всегда были другие женщины. Нам ясно давали понять, что это было соревнование.
В комнатке тщеславия я выкраивала короткие моменты, маленькие сияющие мгновения, когда я могла глубоко вздохнуть и выйти из «рабочего режима». Утомительно ежедневно и еженощно играть чужую роль. Ты утомляешься и физически, и умственно до такой степени, что кажется, что сама твоя душа вымоталась до предела, словно твоя батарейка жизненной энергии разрядилась.
Окно маленькой комнатки тщеславия на втором этаже выходило на лужайку, где расхаживали павлины и сновали разномастные служащие со стульями, тарелками с едой и ящиками с вином, готовясь то к одной, то к другой вечеринке. Вокруг окна рос плющ, который, как в сказке, густо покрывал каменную кладку. Иногда я представляла себя Рапунцель, запертой в своей башне и ждущей, что кто-то ее спасет. Но на помощь так никто и не пришел. И забралась я в свою башню добровольно.
Тогда я еще не знала, что могу спастись сама. Я не всегда понимала, что меня нужно спасать, но я знала, что я в ловушке.
Павлины на лужайке были красивы, но территорию свою охраняли ревностно, особенно во время брачного периода. Временами их крики были похожи на кошачьи вопли, а временами на женские, раздававшиеся в моей маленькой каморке, и даже при закрытом окне я слышала их жалобные голоса в своем сознании. «На помощь, на помощь», – раздавались их крики и причитания; по крайней мере, мне так казалось.
Иногда я думаю обо всех женщинах, которые сидели за этим столиком; все мы верили, что это крошечная, душная каморка олицетворяет собой нечто гораздо большее. Успех. Гламур. Свободу. Холли даже вырезала свои инициалы на богато украшенном дереве, пока, спустя годы после свадьбы, я не заставила их сошлифовать. Я не стала взамен оставлять свои. Стол был чем-то постоянным в доме, где я была чем-то временным. Там я находилась, но он не был моим домом. В этом огромном, роскошном особняке вообще мало что было моим.