Муся матери не родня. Сама подхватила маленькую Анну в лихие годы, приняла и растила, как родную. Плохо жили, рассказывала Муся, голодно. И Муся всё боялась, что отберут Анюту в детский дом, и никак не могла оформить документы. И папа Таткин был спасителем для них. Продуктами помогал, по дому много чего руками сделал.
Когда закончилась длинная командировка, Таткиной матери ещё не исполнилось восемнадцати, а отец хотел забрать её с собой в Ленинград. И тогда он договорился, чтобы их расписали.
В семнадцать, так-то! И уже через год у них родился Петька!
***
Так и не заплетя волосы, Татка пошла к окну, повозилась с рамами, распахнула створки, и снова заныло сладко и тревожно под ложечкой. И такая тишина, оглушающая, замершая, и в этой тишине пробуждался день, и Тата стояла, прикрыв веки, и смотрела сквозь ресницы на сад, бормоча:
– Я чувствую, чувствую, что сегодня он скажет.
И перепугалась ужасно, вздрогнула, потому что где-то бумкнуло, и близнецы, которым сегодня исполняется пять, грохоча пятками по крыльцу, с дикарскими воплями вылетели в сад. Вопили, кувыркались и носились друг за другом. Даже спокойный Мишка носился, стараясь догнать резвого Кольку.
– Мальчики, мальчики! – звала своим шелестящим голосом Татьяна из дома.
Куда там! Даже Татка не стала их одёргивать. Она бы и сама носилась и вопила сейчас, если бы не надо было оставаться взрослой.
Сегодня всё было хорошо, всё всем прощалось – и мальчишкам неугомонным, и Татьяне, которая решила занять место Таткиной матери, и Мусе, которая сейчас будет строжить всех подряд: и Татку, и мальчишек, и даже Татьяну.
И уж от совсем нахлынувшей внезапно щедрости Татка готова была простить Мусе предательство матери.
***
Мать рождение близнецов пережила трудно. Что-то надломилось в ней, и из крепкой, кровь с молоком, молодой женщины она стала превращаться в выцветшую тень. Так Татка думала. У них такая скатёрка была, с цветами. Вся яркая, а в одном месте – тусклая. Так лежала всегда, что кусок ткани поблек, выгорел. Мать выгорала вся, целиком.
А потом заболела сильно и сгорела полностью за неделю.
– Пока я жива, – стучала Муся крепким кулаком об стол, – пацанят в детдом не отдам!
– Не детдом, – морщился резко постаревший отец, – в ясли. – И в сторону, хватая себя рукой за щеки, как будто у него болели зубы, цедил: – В круглосуточные.