Он остался стоять у окна, не двигаясь.
Чай медленно остывал на столике.
Её запах будто зацепился за воздух – тонкий, как дым от спички, которую давно затушили.
И в этом запахе было странное спокойствие.
И что-то, чего он не мог назвать.
Что-то, что пришло вместе с ней. И, возможно, осталось.
Лоран проснулся рано, будто что-то невидимое обдало его тёплым дыханием.
Утро было прозрачным, влажным. Свет в палате мягко ложился на пол и прикроватный столик, запах чая всё ещё витал в воздухе – цитронелла, что-то лимонное, земное.
Он не сразу вспомнил, где находится.
Внутри было легко. Пусто – в хорошем смысле.
Он сам пошёл к врачу. Не для того чтобы пожаловаться. Просто поговорить.
Доктор сидел в том же кресле, с тем же лёгким выражением на лице, будто ждал его именно в этот час.
– Как вы сегодня?
– Нормально. Даже… хорошо, – сказал Лоран и сам удивился собственному голосу. – Больше нет голосов. Мне кажется, я выздоравливаю.
– Иногда, чтобы начать выздоравливать, нужно просто немного забыть, зачем ты пришёл.
И Лоран действительно немного забыл.
Оставшись один, он не сел, не лёг как обычно – просто ходил по комнате и скользил взглядом по простой обстановке вокруг.
На столике стояла коробка с красками. Акварель, плотная бумага.
Он вспомнил, как Мари оставила её.
Он провёл пальцем по краске. Сухой, шероховатой.
Сел.
Он не знал, что будет рисовать.
Выставил бумагу.
Открыл окно.
Поднял глаза – и остановился.
По стене напротив ползли корни, лианы, белые ветки – всё вдруг показалось удивительно гармоничным.
Как будто сама природа заполняла серые трещины смыслом.
Корни светлые, почти белые. Листья – мягкие, тонкие.
Ничего пугающего. Только жизнь.
Он взял зелёный. Потом охру.
Потом – белый. Стебли тянулись вверх, сплетаясь.
Он думал о Мари.
О её голосе.
О смехе, который появляется внезапно, будто случайный солнечный блик.
Он хотел добавить что-то для неё.
Взял красный.
Тонкой кистью начал рисовать маленькие цветы. Или, может быть, сердечки (боже мой, ему что, шестнадцать?!) – не специально, просто так вышло.
Но акварель повела себя как-то… странно.
Краска как будто ждала, прежде чем впитаться.
Медлила.
А потом – поползла по листу вниз.
Красный растекался по белым стеблям, как будто знал путь.
Не в лепестки. Не в цветы.
А внутрь.
В самые тонкие линии, где цвет не должен был задерживаться.