Он подхватил ее на руки, и они рухнули на кровать, сметая все на своем пути. В этот момент не существовало ни прошлого, ни будущего. Только они. Только этот миг. Только эта война, которую они вели вдвоем против всего мира.
И пусть завтра снова будут похоронки, пусть снова придется смотреть в глаза матерям, потерявшим сыновей. Но сейчас – сейчас он был здесь. С ней. И это было единственное место на земле, где он по-настоящему чувствовал себя живым.
Его глаза горели. Не той привычной страстью, которая обычно зажигала в них огонь, когда он смотрел на нее. Нет. Это была ярость. Чистая, необузданная, животная.
– Ты понимаешь? Я хочу быть там, где рвутся снаряды. Где каждый выстрел – это не упражнение на полигоне, а выбор между жизнью и смертью. Где я нужен не как картинка для прессы, а как человек, который может прикрыть спину.
Она не отпрянула. Не испугалась. Ее пальцы впились в его плечи, ногти оставили на коже красные полумесяцы.
– А мне ты не нужен?
Он зарычал. По-настоящему, по-звериному. Его губы впились в ее шею, зубы сомкнулись на нежной коже, оставляя отметину, которая завтра посинеет. Руки сжали ее бедра, подняли, прижали к холодному оконному стеклу. Она взвизгнула – не от боли, нет. От того самого чувства, которое всегда сводило ее с ума – полной, абсолютной власти над ней.
– Ты знаешь, что да.
– Тогда докажи.
Ее голос был вызовом. Ее глаза – два аметиста, горящих в полумраке – не моргнули.
Дождь хлестал в окно, как плеть по обнажённой спине, а стекло, запотевшее от их дыхания, превратило мир за пределами комнаты в размытое полотно. Вой ветра сливался с её стонами, когда он прикусил её нижнюю губу, заставив её вскрикнуть – но не от боли, а от того, как яростно её тело откликалось на каждый его жест.
Он сорвал с неё рубашку, и пуговицы, отлетевшие в темноту, зазвенели, как патроны, выброшенные из горячего ствола. Его пальцы впились в её тонкую талию, оставляя следы, которые завтра будут напоминать ей об этом моменте. Она выгнулась, чувствуя, как холодное стекло прижимается к её спине, а его тело – к её груди.
– Ты уверена, что хочешь этого? – его голос был низким, как гул далёкой канонады, а глаза горели тем же огнём, что и на фронте.
Она не ответила словами. Вместо этого её пальцы вцепились в его волосы, притягивая его губы к своим, и в этом поцелуе было всё: и вызов, и мольба, и обещание.