Своя - страница 18

Шрифт
Интервал


Он не заставил себя ждать. Его рука скользнула между её бёдер, и он усмехнулся, чувствуя, как она уже дрожит от желания.

– Вот же ты какая… Готова на всё, лишь бы я остался.

– Не только поэтому, – прошептала она, расстёгивая его ремень с такой поспешностью, будто боялась, что он исчезнет.

Его член, твёрдый и горячий, будто заряженный выстрел, упёрся в её живот. Она обвила ногами его бёдра, притягивая его ближе, и тогда он вошёл в неё резко, без предупреждения, заставив её вскрикнуть.

– Пригвозди меня к стене, если осмелишься, – бросила она вызов, и он принял его.

Каждый толчок был как выстрел – точный, безжалостный, лишающий рассудка. Она впивалась ногтями в его плечи, а он прижимал её к стеклу так сильно, что оно треснуло где-то в углу, но им было плевать.

– Скажи, что я тебе нужен здесь…

– Ты… нужен… везде… – её голос прерывался, но в её глазах горело что-то большее, чем просто страсть.

Он ускорился, чувствуя, как её тело сжимается вокруг него, и тогда она кончила – с тихим стоном, запрокинув голову, а он, не в силах сдержаться, заполнил её, выдыхая её имя, как последнюю молитву перед боем.

Дождь за окном стих, но их сердца всё ещё бились в унисон, а на стекле остались отпечатки их тел – словно следы на песке, которые вот-вот смоет прилив.

Но он знал – этот момент уже не стереть.



Утро пришло с туманом.

Рассвет вползал в комнату кровавыми полосами сквозь щели ставней, раскрашивая их тела в багряные и золотые тона. Он лежал навзничь, его мощный торс – изрезанный шрамами, как поле после артобстрела – поднимался и опускался в неровном ритме. Каждый вдох давался с усилием, будто в легких все еще застрял дым сожженных деревень.

Ее пальцы – тонкие, изящные, но с характерными мозолями от оружия – скользили по его груди. Она знала каждый шрам, каждый рубец, каждую отметину. Вот этот – длинный, неровный – остался после осколочного ранения под Изюмом. Этот круглый – след пули, застрявшей на миллиметр от сердца. А этот, свежий, еще розовый – напоминал о том проклятом штурме, когда он тащил раненого новобранца под огнем три километра.

– Ты все еще хочешь уехать? – спросила она, и ее голос звучал как скользящий по коже штык – холодный, острый, неизбежный.

Он зажмурился. В висках стучало. Где-то там, за сотни километров, его ребята сейчас копали новые окопы, готовились к очередному штурму. А он здесь, в этой теплой постели, с ее нежными руками на своем теле.