Но тут же отогнал мысль, так дольше, сейчас перейти мост, дорогу и еще раз у светофора, а потом только прямо, прямо и только прямо. Вот уже открывается вид на сквер Кирова, с шелестом фонтана еще сентябрь и фонтан не отключили. Серой громадой так же высится серый дом и гостиница « Ангара», он прошел темный сквер и пошел дальше, вот и проулок, вот и пединститут.– «О
бойти и пройти через проулок у школы?»– От туда стайкой бегут дети. -«
Нет, лучше обойти». И школьный сад своими тенистыми аллеями появился за забором. Уже подошел к цирку, фонтанчики для питья еще не отключили, было пока тепло и они работали. Олег с удовольствием напился. Вроде бы тело просило остановиться, остановить этот бесконечный бег, остановить этот шум, что внутри, и снаружи. Внутри словно кричало: «Не трогайте меня, оставьте в покое». Но вот обувная фабрика у цирка, вот «Детский мир», перейти дорогу и повернуть налево и идти вперед, снова дорога, вот военные казармы, он вдруг почувствовал, как сердце стало биться чуть сильнее, словно пытаясь прогнать из себя весь этот груз. Он опустил голову, чтобы скрыть свои глаза, и пошел дальше. Вот и его дом, огромный с 17 подъездами. Ему во второй. Надо пройти еще одну арку и вот его двор, карусель на месте Ветер прошелестел листвой, словно тихий шепот природы – «Все пройдет». А в его душе зазвенел тихий звон надежды: может, это всего лишь временные трудности, и скоро наступит тишина, которая подарит покой. Знакомый второй подъезд, дверь деревянная такая скрипучая, пять ступенек, вот уже одиннадцать ступенек, еще пролет и еще. Вот знакомая дверь, с цифрами 23 и обитая коричневым дерматином дверь, ручка которую он сам налаживал и звонок белый с черной кнопкой, звонок такой же продолжительный и родной. Тяжелые шаги отца, так же бурчит и недоволен, что потревожили. Сердце замирает. – Что? Ты кто?– Хрипит голос отца.
– Отец!– Шепчет Олег.
– Олег?
И неожиданно Олег понимает, что он лежит на площадке, сумка уберегла его от удара головой об камень, удар был сильный, спина взорвалась от боли. А отец стоит в дверях, его кулаки сжаты, что бы еще ударить, его трясет, черные глаза наливаются кровью и яростью.– Вон отсюда, вон. У нас в роду предателей нет, и не будет. Пошел вон. И что бы духу твоего не было. Ты понял?
Олег лежит на площадке, с трудом дышит, пытается подняться, но тело не слушается. В груди жжет, словно там раскаленный уголь. В глазах темнеет, но сквозь пелену он видит, как отец стоит в дверях, силуэт, искаженный ненавистью – Никогда больше не смей показываться мне на глаза! -Дверь захлопывается с грохотом, от которого звенит в ушах. Олег чувствует, как по щеке течет что-то теплое. Кровь? Или слезы? Он не знает. Да и не важно. Важно лишь то, что он один. Совсем один. Преданный самым близким человеком. Собрав последние силы, он все же поднимается на ноги. Шатаясь, словно пьяный, он бредет вниз по лестнице, цепляясь за перила. Каждый шаг отзывается болью в груди, в голове, в сердце. Куда идти? Что делать? Он не знает. Все, во что он верил, рухнуло в одно мгновение. Осталась лишь пустота и жгучая обида, разъедающая душу.– «У каждого свой предел!»– Неожиданно раздается над ухом голос Муджахада и его смех прорывается в голову как ураган. Олег в ужасе закрывает уши и выскакивает на улицу. Он останавливается, оглядываясь вокруг. Город живет своей жизнью, не замечая его боли. Люди спешат по своим делам, смеются, разговаривают. А он стоит здесь, сломленный и потерянный, как выброшенный на берег обломок корабля.