Кинулась Лиза к нему:
– Будешь ты сморкаться или нет?!
Но не хватило ей духу стиснуть покрепче слабую ручонку, и внук вырвался, убежал в комнату.
– Чтоб ему насморк подхватить! Может, тогда чихнёт!..
Немного спустя пошла она в комнату; видит, внук стоит у окна, насупился; сказала ему приветливо, как ни в чём не бывало:
– Что ж ты, Робка, убежал? Пойдём завтракать. Не буду больше тебя ругать. Бог с ней, с горошиной!
И за столом не умолкала Лиза:
– Что ж ты, Робка, кошку-то невзлюбил? Что воробья-то она утащила? Так и мне жалко его. А так ли надо? Воробьёв много, а кошка у меня – одна. Пусть она в избе живёт, а?..
Роберт покосился на бабку, и заплывший глаз теперь казался прищуренным подозрительно.
– Пушть шивёт…
«Какой уступчивый стал! – горячась, думала Лиза. – Будто золотая у него эта горошина…»
Когда дожили до обеда, она уже знала, как его заставить есть.
– Доедай суп, а то опять начну про горошину!
И Роберт слушался.
А после обеда она снесла его на кровать и сказала:
– Вот только не усни! Я живо тебя к фельшару. Он клещами горошину вытащит. Хочешь?
Роберт сонно покрутил головой, и скоро послышалась его мягкая песенка. Лизы кашлянула – не просыпается…
Наконец-то дождалась она этой минуты, о которой думала, которую ждала с самого утра. Поспешила она в огород, долго бродила по траве, искала что-то, нагибалась, рассматривала и опять искала. И вот торопливо зашаркала она в дом, села к внуку на кровать, перевела дыхание и склонилась над родным человеком.
В дрожащей руке её была травинка с мелкой кисточкой на конце. Не сразу всунула она её в левую ноздрю внучку, а когда всунула – стала катать травинку между пальцев, крутить её.
Роберт прервал свою песенку, наморщился, порывисто вздохнул – как чихнёт!..
Через час он проснулся. Счастливая Лиза не прозевала, сразу пошла к нему, спросила умилённо:
– Ну, желанный, чего тебе снилось?
Роберт вскочил, сел на подушку, закрыл ладошкой рот и, часто подымая плечики, подышал носом.
– Здоров, здоров теперь ты, Робка! Выскочила твоя хворь!
Роберт посмотрел на бабку одним большим и напуганным глазом, другим – узеньким и злым и заорал, брызжа слюной:
– Где моя горошина?! Ведь она должна была во мне прорасти! Как у факира!.. Ничего ты не понимаешь! Вызывай такси, я еду в Ленинград! Учла? Ты… ты – фурия!
Довольна была старая Лиза. Довольна, что у дочки семейная жизнь сложилась, что в большом городе живут, в хорошей квартире, не бедствуют, на своей машине приезжали. Довольна была внуком: ест хорошо, спит охотно, к порядку приучен, сам одевается, сам умывается, а что «спасибо» говорил ей только в первый день – так это ли горе!.. Довольна была и за себя, что сумела приспособиться к внучонку, нашлась, не растерялась, когда нагрянула беда. Опухоль пропала к приезду родителей, и они ничего не заметили, а, наоборот, похвалили сына, мол, поправился. «Он у нас гурман!» – сказали.