Его правки были точными, почти хирургическими, как будто он вскрывал текст скальпелем, чтобы добраться до самой сути. Он продолжал писать. Каждое замечание попадало точно в цель, рассекая повествование до тех пор, пока не обнажалась структура – скелет, на котором держалась вся история. Но чем глубже он копал, тем больше понимал, что под слоями текста скрывается не структура, а бездна.
Престон откинулся на спинку кресла, подняв бокал и заметил, что вино оставило на стекле следы, похожие на кровавые отпечатки – странный контраст с безупречной чистотой всего вокруг. Он сделал глоток, ощущая, как терпковатый вкус растекается по языку, и снова погрузился в чтение. Страница за страницей он тонул в ее мире, где каждое слово было пропитано чем-то неуловимо знакомым, как запах, который невозможно вспомнить, но невозможно забыть. Время от времени он проводил ладонью по лицу, как бы стирая усталость, но не мог оторваться – текст держал его крепче, чем любая физическая сила.
И где-то в глубине души, в том месте, которое он давно запер на ключ, что-то шевельнулось. Это было похоже на пробуждение – странное, почти забытое ощущение, как будто давно молчавший детектор вдруг зафиксировал частицу, которой не должно было быть.
С последним глотком его рука снова потянулась к красной ручке. На этот раз он писал дольше, тщательнее, будто ведя безмолвный диалог с автором, которого никогда не видел по-настоящему. Слова ложились на поля гуще, образуя сложные узоры – может быть, шифр, который могла бы понять только сама Амели. А за окном, за тонированными стеклами, город продолжал жить своей жизнью, не подозревая, что в этой стерильной квартире происходит что-то важное – критическая точка, за которой уже не будет возврата.
Глава 10 «Мисс, ой, я случайно»
Утро. Десять часов. Офис издательства «Black Quill Press» постепенно оживал, наполняясь тем особенным хаосом, который предшествует настоящей работе. Мягкий свет из высоких окон заливал пространство, смешиваясь с мерцанием экранов и тихим гулом разговоров – где-то обсуждали последние правки, где-то спорили о шрифтах, а в углу кто-то отчаянно пытался оживить принтер, который упорно жевал очередной важный документ. Кто-то пил кофе из огромных керамических кружек, оставляя на столе темные кольца, похожие на годичные кольца деревьев – только вместо лет здесь были часы, проведенные за работой. Кто-то перекусывал круассанами, рассыпая хрустящие крошки на клавиатуры с таким безразличием, будто это был особый ритуал посвящения в издательское дело. А кто-то торопливо листал свежие макеты, сверяя их с пометками в блокнотах – эти пометки, кстати, выглядели так, словно их оставил не редактор, а взбешенный криптограф, пытающийся зашифровать собственную ярость.