В систему обязательного дворянского образования входили занятия на ипподроме. Своего воспитателя по конному искусству Владимир Николаевич называл «дядькой». «Дядька», добиваясь идеальной выправки настоящего кавалергарда, нещадно лупил его хлыстом за малейшую провинность и не стеснялся в выражениях. Уже в пожилом возрасте, как всегда балагуря, Владимир Николаевич цитировал незамысловатые куплеты, подхваченные на ипподроме:
В кавалерии служил,
Волътижировался.
На большой барьер ходил —
Мордой поломался.
Уже в наше время моя сестра, обожающая лошадей и занимавшаяся верховой ездой, пригласила как-то Владимира Николаевича в манеж:. Он отказался. «Я там расплачусь», – признался он. Я никогда не видела его плачущим по какому-либо другому поводу.
Гимназию Владимир Николаевич посещал очень неаккуратно, скорее, в ней числился, чем фактически учился.
Как выражался мой отец, он в нее «заглядывал», и, когда речь зашла о выдаче ему диплома, этого невозможно было сделать в Поливановской гимназии, и Владимир исчез из Москвы. Он отправился в город Сумы на Украине, сдал там экзамены и вернулся с дипломом. Учение никогда его не занимало, тем не менее в семье он получил прекрасное образование. Владимир Николаевич жил тогда в одном из роскошных московских особняков, где ранее проживали его дяди Петр и Павел Долгоруковы. (Дом этот находится в переулке за Музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, и в нем располагался в наше время музей Маркса и Энгельса).
Владимир Николаевич вращался в самых высоких кругах московского общества, но его личные качества были таковы, что он легко и по-хорошему бывал принят в любой среде, куда приводили его знакомство и судьба. В гимназические годы одним из товарищей Владимира Николаевича и моего отца Сергея Васильевича Шервинского был Иван Харитоненков – культурный, воспитанный и доброжелательный человек, принадлежавший к одной из самых богатых семей в Москве. Харитоненковы начали свое дело с соляных обозов, потом стали владельцами сахарных заводов, получили дворянство и герб. Когда Харитоненковы покупали новую картину, они вызывали в качестве эксперта моего отца. Однажды, когда молодые люди были приглашены на обед к Харитоненковым, то вместо скатерти весь стол был устлан букетиками пармских фиалок, присланных из Ниццы, составляющими единый ковер, в котором были оставлены лишь круглые проемы для тарелок.