Я отложила вязанье, оно вдруг утомило меня, укачало до тошноты от однообразия движений. Право же, это неинтересно – плести петлю за петлей, уподобляясь автомату. Тинка даже не стала учиться вязать, заранее решила, как это у нее часто бывает, что не осилит эту премудрость. На самом деле просто знала, что бессмысленно делать то, чему обучена машина. Не любит бессмысленности. Ах, умница моя, а как же память? Воспоминания? – уж куда бессмысленней вновь подвергать себя однажды пережитым страданиям (ведь пережитым, правда, раз сегодня жива). А вот ведь случается, и, как правило, помимо собственной воли.
Однажды Лев позвонил мне, и голос у него был какой-то странный, я даже с трудом узнала его. Он сказал, что ему необходимо срочно меня увидеть. Я сказала: ладно. Хотя тут же подумала – зря, наверное. А почему, собственно, зря? Будто камешек случайно перелетел через ограду и больно царапнул по коже, а чей камень и кто бросил – неизвестно. Я стала приводить себя в порядок, не понимая своего – вдруг – смятения, надела что-то не то, невпопад, хотела переодеться. Я не смогла придумать во что – да какое это имеет значение, решила наконец, будто иду на прием к королю. Или он ко мне в гости. Успокоилась, надела вельветовые джинсы и вельветовую же куртку – мягко, удобно, по-домашнему. И взяла в руки отложенное давно вязанье – чтобы быть при деле, чтобы не возникла сразу же неловкость, из которой потом не выпутаться (почему вдруг неловкость – со Львом, откуда это? И почему?). Вполне семейная идиллия – женщина в кресле под абажуром с вязаньем в руках. Но отчего это – семейная идиллия? Для кого?
Лев заявился так быстро, будто стоял под дверью, прислушиваясь к невнятице моих мыслей. А может, и наблюдая за мною.
Он был бледен, печален, но торжествен – будто ему надлежит исполнить какую-то важную миссию. Я тоже занервничала, словно мне предстояло в этот вечер пережить нечто необычное, чего еще, быть может, никогда не бывало. Я не представляла себе, что это может быть, но какое-то непривычное возбуждение овладело мною, лицо мое пылало, в душе щемило ожиданием праздника – какого-то неясного, необъявленного, незапланированного праздника.
Позвонила Тина. Я сказала ей, что Лев пришел, она бы не придала этому никакого значения (известно же, что он уже месяца три приходит), но что-то, по-видимому, насторожило ее в моем голосе.