В Новосибирске мы пробыли целых три дня. Мимо нас в разные стороны нескончаемым потоком шли составы, а по свободным путям сновали толпы народа в ожидании очередного эшелона, идущего на восток. Мама, присмотревшись к этой суматохе, нахмурилась, о чём-то важном думая, и приказала нам сесть рядом с Натальей Сергеевной, молодой женщиной, с которой она подружилась, увидев в ней сестру по несчастью. Пошушукавшись с ней пару минут, мама вылезла из вагона и направилась к толпе, облепившей бревенчатую развалюшку, – это были барахольщики, которых мы за пару месяцев научились безошибочно определять. Они никуда не спешили и вели себя тихо и обдуманно. При них ничего из вещей и продуктов не было, – всё было припрятано в только им известном потаённом месте, о котором невозможно было догадаться постороннему человеку.
Это был нагловатый и уверенный в себе народ. Мама, собравшись с духом, подошла к тощему вертлявому парню, – он, ничем не выделяясь из общей массы менял, всё же на вид был пронырливей остальных.
Парень глянул на неё прищуренными кроличьими глазками и осведомился:
– Не боишься, тётя? Одна сюда сунулась. У тебя, знать, свисток для милиции припасён, ишь какая бесстрашная.
Мама усмехнулась, давая понять, что и она стреляный воробей.
– А где же я найду ту милицию? Или вы думаете, что я вчера из дома вышла? Я от границы ехала и никого из властей не видела, кроме военных патрулей, молодой человек, – сказала она в ответ.
Она проговаривала каждое слово чётко и уверенно, с усталым безразличием смотря прощелыге прямо в глаза, и тот понял, что обмен состоится с невысоким процентом для него.
Он пробурчал:
– Ладно, пошутить нельзя, что ли? Всё мы понимаем. Всем жить как-то надо. Вообще-то мы эвакуированных не обижаем. Грех это.
Мама сообразила: не стоит этому удальцу говорить, что она едет дальше, сама не ведая куда.
Она обменяла несколько карточек и сережки с аметистами, подаренные папой три года назад, на шмат сала, десяток яиц и пять копчёных увесистых лещей. Сошлись ещё на трёх пачках папирос, которые пригодились бы в дальнейшем, как не зря решила мама.
Парень, довольно шмыгнув носом, поинтересовался:
– А из вещичек что-нибудь надо? Смотри, у нас зимы суровые, а у тебя башмаки скоро каши запросят, да и телогрейка на ладан дышит.
Мама отрицательно покачала головой. Что-то ей подсказывало, что зимние вещи добыть будет легче, чем продукты, и она не ошиблась.