Поиск внешнего врага и нападение на него Монтекукколи рекомендовал как средство избежания или прекращения внутренней войны, чтобы дать отдушину «честолюбивым и беспокойным» настроениям среди собственных граждан: «пусть капризы воинственных духов разряжаются снаружи, а не внутри, и пусть развращенные чувства гражданских разногласий очищаются [в борьбе] против иностранцев»[349]. Отметим убежденность Раймондо в том, что война с внешним врагом автоматически приведет к угасанию внутренних смут, хотя всеобщая история полна обратных примеров. ***
Довольно много внимания Монтекукколи уделил проблеме резко осуждаемых им «смут» – внутренних заговоров и бунтов, описав используемые в них приемы и методы. Основываясь на опыте расправы с Валленштейном, Раймондо советовал государю притворяться, что доверяет мятежнику, которого он приказал убить. Раскаявшегося мятежника не следовало прощать сразу, а заставить его «сложить [свое] высокомерие и осудить себя»[350]. Опасность мятежей губернаторов отдельных регионов предлагалось решать посредством их регулярной смены: «правления и полномочия… не должны длиться более трех лет, так как … провинции, как только они получают губернатора, немедленно начинают почитать его…; привыкают к нему»[351]. Поскольку предательство и заговор против государя возникают исключительно из ненависти и презрения к нему, венценосцам рекомендовалось воздержаться от тирании. Не исключал Монтекукколи и помилования для заговорщиков, если речь шла о настолько знатных и влиятельных лицах, «которых нельзя наказать сразу»[352] .
Наконец, Раймондо предостерегал государя об опасности вовлечения в войну либо одним из его приближенных, либо союзником – правителем соседней державы. Особенно опасной являлась ситуация, когда к внутренней смуте добавляется внешняя угроза, что чревато подчинением «игу чужеземца». Монтекукколи выступил с резкой критикой мнения, что гражданские войны могут выковать армию и научить солдат навыкам настоящей войны: «и пусть не верят, что гражданские войны – это школа стойкости и армии, ибо зачастую в них больше суеты и угроз, чем просто неприятностей». Солдаты «легко расправляются с безоружными гражданином или крестьянином»; дело не доходит до настоящих сражений и стычек, а солдат, походя скорее походит на хищника, «только откармливается на трофеях отечества и товарах несчастных граждан», учится скорее грабежу, чем дисциплине «настоящей и умеренной войны»[353]. Поэтому солдат лучше использовать «во внешней войне, которая часто рождала твердое согласие»[354].