Этот зов, это нарастающее искажение самого бытия, было тем самым знаком. Спящие должны были пробудиться. Не для того, чтобы вернуть себе павшее величие, но потому, что мир, который они когда-то покинули, нуждался в их помощи. Или, возможно, потому, что зло, которое они сами породили, возвращалось, чтобы поглотить все.
Этерия пробуждалась, и волны этого пробуждения начали распространяться по миру, достигая самых неожиданных берегов, неся с собой не только надежду, но и древний страх. Шепот глубин становился громче, и мир наверху, не подозревая о его источнике, готовился к переменам, которые превзойдут самые смелые легенды. Эра людей подходила к концу, и Атланты возвращались.
Часть I: Знаки и Пробуждение
Глава 1: Море Помнит
Земли Элдории, некогда цветущие и щедрые, лежали под серым небом, словно старая рана, которая никак не могла затянуться. Годы затяжной войны с племенами Сумрачных Кочевий опустошили деревни и поля, истощили казну и души людей. Внутренние распри между надменными баронами, засевшими в своих мрачных замках, лишь усугубляли беды, разрывая последние нити доверия. Мир стал грубее, беднее, лишенный прежней яркости красок и надежды.
Но даже в этом уставшем мире оставалось море – вечный кормилец и безжалостный хозяин, чьи волны разбивались о каменистые берега, не спрашивая разрешения королей и баронов. Однако в последнее время и море вело себя странно.
Рыбаки Белой Гавани – маленькой деревушки, прилепившейся к скалам на самом краю света – возвращались с пустыми или, что еще хуже, с *неправильными* сетями. Вместо привычной сельди и трески они вытаскивали диковинных существ: рыб с прозрачными, похожими на крылья плавниками, чья чешуя светилась изнутри мягким перламутровым светом; ракушки, которые, стоило приложить их к уху, пульсировали тихим, мелодичным, но тревожным звуком, напоминающим шепот неведомых голосов.
Из глубин доносились странные гулы. Иногда низкие и раскатистые, словно движется что-то огромное и неповоротливое на дне. Иногда высокие и чистые, звучащие как обрывки неземной музыки, наполненной тоской и ожиданием. Эти звуки проникали в кости, вызывая необъяснимую тревогу.
Лия знала море лучше других. Не потому, что проводила дни на рыбалке – ее уделом было лечить раны, принимать роды, утешать скорбящих. Ее связь с морем была иного рода. Лия обладала редким даром эмпатии к живой энергии. Она не просто видела мир; она чувствовала его. Чувствовала боль сломанной ветки, радость распускающегося цветка, тихую скорбь старого камня. И она чувствовала море. Чувствовала его дыхание, его настроение, его обитателей. И сейчас она чувствовала, что море *больно*. Что оно не просто неспокойно, а *тревожно*, словно предчувствуя что-то огромное и неизбежное.