А внутри – щёлкнуло. Не от вины.
От того, что всё это не вяжется.
С ней.
С образом.
С тем, как она смотрит на меня.
С тем, как разговаривает.
И именно поэтому – теперь меня отпускает этот диссонанс.
В зале ещё полупусто. Свет приглушённый, воздух прохладный, в нём всё тот же знакомый запах кожи, старого пота, мела и влажного пола после утренней уборки. Я завязываю бинты, начиная с левой руки – там всегда чуть больше напряжения. Уже привычная ткань скользит по коже, ложится плотно, послушно, как вторая кожа. Не нужно думать. Только двигаться. Только вдыхать и повторять всё по отработанному плану.
Тренер мелькает в зеркале, кивает, но не подходит. Он давно понял, когда я настроена на контакт, а когда нет. Сегодня – нет. Я здесь, чтобы работать, чтобы выгрузить из себя остатки напряжения, не анализируя. Он это чувствует.
Я выхожу на дорожку. Надо разогреться. Начинаю с коротких движений, проверяю дыхание. Внутри всё ещё тяжеловато после вчерашнего – не от тренировки, от тишины, в которой иногда слишком много мыслей. Я бью мягко, потом чуть жёстче, тело разогревается быстро. Мышечная память надёжна, она не спорит, не задаёт вопросов, просто делает, что умеет. В этом есть хоть какая-то уверенность.
Через пару серий я ухожу в темп. Движения становятся точнее, дыхание – ровнее. Всё как надо. И именно в этот момент из раздевалки раздаётся музыка. Не громко, но достаточно, чтобы звук долетел до меня – сначала гитарная подводка, потом голос.
Я знаю этот голос.
Я знаю этот трек.
Он выпущен давно, стал хитом, от которого некуда было деться. Тогда я еще не была знакома с Грейсоном, не особо знала, какой он засранец. Мне просто нравилась его музыка. Вот эти все гипертрофированные страдания, его надрывный голос, они отлично ложились в мое состояние, полное жалости к себе.
Я продолжаю бить, но почему-то внутренне сбиваюсь. Это уже не про песни. Это про то, почему я здесь, в этом зале.
В горле першит. Запястья напрягаются. Дыхание становится резче.
И тогда – тело вспоминает. Само.
Ты стоишь перед зеркалом в ванной. Щека опухла. Под глазом краснеет, налившись тусклым багровым. Он уже ушёл. Ты слышишь, как хлопнула входная дверь. Он оставил тебя, как всегда – после. Без объяснений, без извинений, с этим вечным ощущением, что ты сама виновата.