Затем он вернулся немного назад, к тому месту, где оставил тело Мариуса, которое он нес на себе часть пути, пока хватало сил. Могилу Каэл вырыл голыми руками и обломком обсидиана, подобранным на склоне вулкана. Работа была тяжелой, земля – каменистой и неподатливой. Он не произнес ни слов, ни молитв, когда опускал тело старого мага в неглубокую яму. Какие слова могли искупить вину Мариуса или облегчить его собственную? Он просто засыпал его землей, создав небольшой холмик, на который водрузил посох старика – единственное надгробие для того, чья жизнь была полна тайн, ошибок и, возможно, запоздалого раскаяния.
Когда он вернулся к Лии, она уже не спала. Сидела, прислонившись к стволу сосны, и смотрела на него своими огромными, серьезными глазами. В них не было слез. Только тихая, глубокая печаль.
– Старый ворчун… он ушел? – тихо спросила она.
Каэл кивнул. Слов не находилось.
– Он был… он пытался, – Лия запнулась, подбирая слова. – Он дал нам шанс.
Каэл снова кивнул. Да, Мариус дал им шанс. Ценой своей жизни. Еще один долг на его совести, который никогда не будет уплачен.
Они просидели в молчании долго. Солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в тревожные багровые тона. Каэл понимал, что нужно двигаться, искать укрытие на ночь, еду. Но свинцовая усталость сковывала тело, а мысли путались. Мариус был прав – их дорога стала еще длиннее. И опаснее. Мортариус, даже поверженный, оставался угрозой. Его последние слова жгли память. «Ты – моя! Ты всегда будешь моей!»
Внезапно Лия тихо вскрикнула. Каэл обернулся. Девочка смотрела на свои руки. Маленькие камешки вокруг нее медленно поднимались в воздух, покачиваясь на высоте фута. Ее глаза были широко раскрыты от испуга.
– Я… я не хотела! – прошептала она. Камешки с стуком упали на землю.
Каэл подошел к ней.
– Что это было?
– Не знаю, – Лия почти плакала. – Оно само! Я просто… подумала, что они красивые, а потом…
Несколько сухих листьев, лежавших рядом, закружились в маленьком вихре, поднялись и опали. Потом куст дикой малины, росший неподалеку, вспыхнул на мгновение ярким, неестественным синим пламенем и тут же погас, оставив после себя лишь обугленные ветки и запах гари.
Лия в ужасе зажала рот руками.
– Я чудовище! – ее голос дрожал. – То, что было там… на горе… оно теперь во мне!