– Вивиан! – голос тетушки Агаты, строгий, как удар по клавишам расстроенного пианино, раздался с первого этажа. – Опаздывать – дурной тон!
Вивиан вздрогнула, торопливо схватила с тумбочки блокнот, рассыпав несколько карандашей, и бросилась к двери. В этом доме нельзя было быть ни слишком медлительной, ни слишком шумной. Все здесь – от тиканья винтажных часов и фарфоровых статуэток на каминной полке в гостиной до ровных складок на тяжелых, цвета мха, портьерах – требовало порядка. Даже завтрак был расставлен на белоснежной скатерти так безупречно, словно его сервировали для натюрморта, а не для живых людей.
В столовой, где портрет прадеда-адмирала в парадном мундире наблюдал за каждой ложкой, воздух был насыщен ароматами свежесваренного кофе и корицы. Тетушка Агата, облаченная в платье из шелковой тафты цвета воронова крыла, сидела за массивным дубовым столом, выправив спину с таким достоинством, словно ее поза являлась последней линией обороны перед хаосом мира. Ее руки в кружевных митенках перебирали столовое серебро с гербом Харперов – два скрещенных пера на щите.
– Опять не выспалась? – спросила она, окидывая племянницу цепким взглядом, который, казалось, видел ее мысли и грехи, и даже количество чашек кофе, выпитых за ночь. – Эти темные круги под глазами… Я все же считаю, что женщинам не пристало так усердствовать в мужской профессии.
Вивиан, наливая кофе в любимую чашку с трещинкой – ту самую, с розочками, из которой пила еще в детстве, – фыркнула:
– Мистер Грэм ценит преданность делу, а не белизну кожи.
Тетушка вздохнула так тяжело, будто ей только что сообщили, что все бостонские мужчины разом утратили желание жениться. Она в сердцах отодвинула тарелку с поджаренным тостом:
– Журналистика… – произнесла она с той же интонацией, с какой другой дама ее возраста сказала бы «гибель нравов». – Ни одна уважающая себя леди не станет марать руки в газетных чернилах. Ты была бы куда счастливее, если бы думала не о преступниках, а о хорошем муже.
Вивиан лишь пожала плечами, машинально отломив кусочек свежеиспеченного хлеба. Вопросы тетушки давно стали рутиной, но сегодня она чувствовала себя особенно уязвимой. Может, из-за того, что ночью ей снова снились родители.
– О, тетя, – Вивиан провела ножом по маслу, оставляя борозды, как на поле сражения, – боюсь, мужчины интересуются не тем, как я сплю, а тем, что я пишу.