Но Элизабет замерла, узнав. Узор. Он пульсировал в ее памяти, смутное воспоминание со схемы звездного неба на полях «Манускрипта Пендрагона» – подделки, как считало большинство. Сердце споткнулось, забилось тяжело, гулко, отдаваясь в висках барабанной дробью. Пальцы, дрожащие и непослушные, сами потянулись к холодному, маслянистому на ощупь металлу.
Прикосновение.
И мир замер. Пылинки в солнечном луче застыли, нарушив законы гравитации. Тишина архива сгустилась до звона в ушах. Ключ в ее руке вспыхнул внутренним жаром, грозя расплавиться, оставить клеймо на ладони. Воздух вокруг нее затрещал, зарябил, наполняясь резким, электрическим привкусом озона и еще чем-то… первозданным, диким. Запахом мокрой листвы после грозы, сырой земли, разрытой когтями неведомого зверя, и призрачным ароматом цветов, не знавших человеческих садов.
Реальность пошла волнами, как вода под ветром. Стеллажи вытянулись, оплыли, словно восковые свечи. Пол качнулся, исчез. Это было не падение, а схлопывание, разрыв ткани бытия. Миг слепящей белизны, острое чувство полета сквозь звенящую пустоту, где не было ни верха, ни низа, и резкий толчок…
Твердь под коленями. Тишина. Но иная. Не пыльная, сонная тишина архива, а гнетущая, безжизненная. Тишина могилы.
Элизабет распахнула глаза, боясь увидеть пустоту.
Но пустоты не было. Было серое. Всепроникающее, безнадежное серое небо, затянутое плотной пеленой, словно саваном. Из него сочилась не изморось – слезы мира, холодные и мелкие. Она стояла на коленях посреди… кладбища гигантов? Повсюду громоздились обломки циклопических стен, почерневшие от времени и скорби камни, оплетенные чахлым, мертвенно-серым плющом, чьи листья напоминали крылья мотыльков, сгоревших на свече вечности. Воздух был тяжел, пропитан запахом тлена, сырого камня и глубокой, въевшейся в саму суть этого места печали. Ни пения птиц. Ни шелеста ветра. Ни дыхания жизни. Только ее собственный рваный вдох и отчаянный стук сердца в ребрах.
Ключ в ее руке остыл, снова став просто куском старой бронзы. Тяжелым, бесполезным.
«Авалон?» Мысль прозвучала кощунственно. Сияющий Остров Яблок, приют героев, земля вечной юности… он не имел ничего общего с этим серым призраком, с этим умирающим эхом былого величия.
Ее мечта. Ее навязчивая идея. Ее доказательство. Все обернулось прахом. Авалон был реален. И это было страшнее любой сказки. Он медленно умирал, истекая магией и светом, и она стала невольным свидетелем его агонии.