– Значит, я смогу обустроиться, никому не помешав?
– Первую ночь можешь провести у нас. Расстелю у очага, – Айна решилась вклиниться в мужскую беседу. Голос у джиннки был глубокий, приятный, как тёплый ветерок в последний день лета. Танн понял, что, подходя к юртам, слышал именно её пение.
Муж поддержал её, но Танн вежливо отказался, сославшись на нежелание смущать детей. Откровенно говоря, дети сами смущали Танна, он понятия не имел, как с ними общаться, а ещё он истово желал уединения. В животе мурлыкало предвкушение первой с момента бегства из Шу-Уна сытой ночи. Он рассчитывал на то, что наконец сможет забыться и уснуть – тело было на пределе, и одним Сильным ведомо, как он ещё не свалился в горячке от перенапряжения или простуды. Возможно, суеверия его народа были правдивы: мол, магия льда хранит хозяина от болезней.
Судур помог Танну установить на окраине лагеря сетчатый деревянный каркас. Вместе они покрыли его войлоком и плотной просаленной тканью, и перевязали крепления бело-синими плетеными шнурами, призывающими под крышу покровительство Порядка. Айна, выкопав небольшое углубление в центре юрты, выложила его принесёнными из ручья камнями и, как только гость принёс хвороста для растопки, научила его разводить огонь. Первыми попытками высечь искру Танн сбил себе кожу с пальцев, чем заслужил насмешку от Судура, мол, его дети и то лучше справлялись с огнивом. Что поделаешь. Зато в их возрасте маг уже читал, бегло говорил на двух языках и заморозил свою первую лужицу.
– Циновки и покрывала я тебе одолжу на одну ночь, – предупредил Судур. – Вернешь утром. Да направят Сильные моих братьев и сестёр, и они одарят тебя всем, что нужно.
– Я даже не знаю, как отблагодарить тебя.
– Гостя привечай как брата, а брата – как себя самого. Так матушка учила.
Завтра они действительно станут в каком-то роде братьями. Какой позор – так бы сказали в клане ал Уол. Он представил себе всегда бесстрастное лицо матери, расколотое надвое гримасой презрения, и испытал прилив воистину детского стыда.
Дождавшись, пока супруги уйдут, джинн расположился на циновке и завернулся в пахнущее скотом одеяло. Огонёк трещал, пуская дым в потолочное отверстие, и согревал уставшие кости. Танн долго ворочался, слушая, как возвращаются члены клана, как они перебрасываются негромкими фразами, стучат кремнями, ставят на огонь котелки. Где-то в стороне заквохтали птицы – на ночь их, должно быть, загоняли куда-то в укромное место, чтобы защитить от хищников. Сон всё не шёл, как бы маг не призывал его, торгуясь, угрожая или умоляя. Когда над лагерем воцарилась тишина, Танн признал, что ему просто-напросто страшно снова увидеть шуунский кошмар.