– Вот это говорит моя Кейт. А презервативы? Будет мужчина – попросишь у меня.
Мы обе рассмеялись. Смех был лёгкий, женский, летний. С тем особым оттенком, который появляется только тогда, когда у тебя впереди – день, море и возможность немного забыть, кто ты в городе.
И вдруг я подумала: в жизни всегда есть утро, когда ты ещё не знаешь, что вечер сломает тебе все правила.
Ты ещё смеёшься.
Ты ещё не знаешь, кто окажется слишком близко.
И ты всё равно едешь в море.
Причал пах чем-то между устрицами и дорогими сигарами. Этим странным утренним коктейлем, в котором перемешались прогретая за ночь древесина, солёный ветер с моря, слабый шлейф духов от женщин, проходящих в шляпах.
Было около девяти. Солнце уже обжигало плечи, но ещё не жарило. Волны у основания пирса хлопали вразнобой – как будто лодки спорили, кто из них красивее. Море было не голубым. Оно было стеклянным. Лёгкая рябь, отражение неба, несколько чайк, снующих как в замедленной съёмке. Всё медленное. Уверенное. Как сцена, в которую ты ещё не вошёл, но уже чувствуешь, что она запомнится.
– Он сказал, что отправка в девять, – сказала Энн, поправляя солнцезащитные очки. – Надеюсь, у них есть кофе. И не растворимый.
Я рассмеялась, но в голове была не она. В голове была она – яхта.
Трёхъярусная. Ослепительно белая, с золотым светом внутри. Как будто её проектировали те, кто знает, как искушать, не касаясь.
Она стояла у конца причала, будто не ждала никого, а принимала только тех, кто достоин.
Я увидела тени на верхней палубе. Людей – не разглядеть. Всё казалось слишком чистым. Как музей до открытия. Как тело до первого прикосновения.
И вдруг – голос:
– Энн! —
Мы обернулись.
Нико шёл быстро, с лёгкой улыбкой, в белой льняной рубашке, с видом человека, который знает, как встречать. Он подошёл к Энн, обнял её, поцеловал в висок, и в этот момент я увидела, как её плечи чуть расслабились. Она знала его запах. Он – её реакцию. Они были настоящими.
– Добро пожаловать, красавицы, – сказал он, улыбаясь мне. – Готовы к безумию?
Я только кивнула.
Внутри всё было собрано. Но ступни – чуть влажные от утренней росы, шаги – будто тише обычного.
Когда мы подошли к трапу, я посмотрела вверх.
Яхта нависала надо мной, как сюжет, в который меня собирались вписать. Линии борта – острые, гладкие. Иллюминаторы отражали небо.