Он шагнул ближе. Теперь между нами не было даже воздуха.
Он был внутри моего дыхания.
– Не делай этого, – шепчу я.
– Что именно? – голос у него мягкий, как кожа перчаток, что пахнут табаком и властью.
– Не смотри на меня так.
– Так как?
– Будто ты уже внутри моей мысли.
Он чуть склонил голову. Его пальцы коснулись моего локтя. Не крепко. Почти невесомо. Но как будто он уже держал меня – за запястье моей воли.
– А ты знаешь, – прошептал он, – у меня есть правило.
– Не говорить с женщинами в платьях, которые пахнут грехом?
Он усмехнулся.
– Нет. Никогда не прикасаться… если не уверен, что с этого начнётся конец.
Я смотрела в море, но видела только его.
Только линию челюсти, упрямо вырезанную самой судьбой.
Только губы, которые не произносили обещаний – но были способными разрушать клятвы.
Только руку, которая могла и обнять, и удержать, и… сломать всё, что во мне ещё сопротивлялось.
– зачем ты пришёл?
Он не ответил сразу.
Он смотрел, как ветер играл с моим плечом – тёплым, непокрытым, слишком живым.
И, наконец, ответил:
– Потому что если ты уйдёшь ещё раз – я захочу быть причиной.
Я должна была уйти сейчас. Сделать шаг назад.
Сказать что-нибудь острое, остудить, разрушить этот момент.
Но я стояла.
Смотрела.
И молчала.
И он это понял. И шагнул ближе. Ровно настолько, чтобы я перестала быть собой – и начала быть его искушением.
Я не ответила.
Вместо слов – вдруг стало слышно, как шуршит ткань на моих плечах. Как будто платье стало тоньше. Как будто воздух между нами – не воздух, а ожидание.
Я почувствовала свои ключицы.
Словно он их обозначил взглядом.
Почувствовала свои бёдра – как будто они уже были во власти его рук, но он не приблизился.
Почувствовала шею – так ярко, что могла бы поклясться: там осталось тепло его дыхания, которого не было.
Я стояла перед ним. В платье. Но ощущала себя – как будто я в обещании. В нём. В том, что ещё не произошло, но уже случилось. Как будто он уже тронул меня.
Без прикосновения.
Только взглядом. Точнее – тем, что было за взглядом. Тем, что говорит: «Я знаю, как ты звучишь. Я знаю, как ты дышишь, когда молчишь.»
А потом он просто… повернулся.
И ушёл.
Как будто музыка играла только для него, не потому что он просил, а потому что она всегда ждала – именно этого момента, именно этих шагов.
Как будто каждый шаг – это «да», которое он слышал всю жизнь.