Как будто всё вокруг замерло – даже моё желание.
Даже моя дрожь.
Даже мои колени – больше не принадлежали мне.
И потому что в этой секунде я поняла: он никогда не просит.
Я сделала глоток. Нет, не мимозы – воздуха, момента, себя. Потому что вкус был – он. Не на языке. На коже. Под рёбрами. В нервах, которые вдруг решили сменить владельца.
Иногда мы не выбираем, кто разрушит наш вечер.
Или нас.
Мы просто замечаем, что разрушение одето в белое – и смотрит, как будто всё уже случилось.
Я знала: этот день закончится проблемой. Но проблема была эстетически совершенной. Высокой. Чётко очерченной. Опасной, как пуля в замедленной съёмке.
И я села за стол – не потому что хотела. Потому что всё уже началось.
Порой шампанское оказывается ближе, чем собственные мысли. Наверное, потому что мои мысли, гуляли босиком в запрещённых местах.
– Ну наконец, – сказала Энн, откидывая волосы с привычной аристократичной ленью. – Мы уже думали, ты сбежала по пути.
Я сбежала.
Но не туда, где меня нельзя было найти. Просто – туда, где меня нельзя было спасти.
– Я сбежала, – сказала я, беря бокал. – Но, как видишь, недостаточно далеко.
Нико рассмеялся. Он ещё не знал, что смеётся в прологе.
– Кейт, – сказал он. – Позволь представить тебе Данте.
Имя…Только имя. А упало между нами, как вызов – не к дуэли. К капитуляции.
– Мы знакомы, – сказал он.
Нет, не сказал. Усмехнулся. А это опаснее.
Потому что усмешка – это оружие.
Это не фраза. Это затвор.
– Возможно, вы спутали меня с блондинкой в красном, – сказала я, – которую вы вели в номер. У нас, женщин, иногда бывает такое: лицо – да, имя – не важно.
Улыбка на его лице – как танец ножа по стеклу. Он не обиделся. Он оценил. А это значит – я только что сдала первую крепость.
– Ты злишься? – спросил он.
– Я не злюсь, – ответила я. – Я просто не сдаюсь. Даже под белой рубашкой и в глазах цвета “чёрт возьми”.
Иногда люди подходят ближе, и ты не чувствуешь запаха, не видишь движения. Только то, как ткань на твоём теле становится свидетелем – чего-то большего, чем прикосновение. Это не физика. Это метафизика.
– Знаешь, Кейт, – сказал он. – Я не люблю проигрывать.
– Данте, – ответила я, наклоняясь ближе, так, чтобы аромат моих духов стал репликой сам по себе, – у меня для тебя плохие новости. Я вообще не участвую.
И вот в этом моменте – в самой середине разговора, где не было крика, касания или поцелуя – я поняла: Прощание начинается до встречи. Оно в выборе интонации. В том, как ты не смотришь, чтобы не остаться. И как он не улыбается – чтобы не испугать.