– Потому что я не играю.
И в этот момент стало ясно: он не из тех, кто бросает фразы ради ритма. Он из тех, кто бросает их ради эффекта. Чтобы внутри что-то сдвинулось. Пошло трещиной. Зазвучало.
Я встала. Не как актриса в сцене. Как женщина, которая знает: даже если ты вышла первой – он уже выиграл.
Но я не для проигрышей.
Поэтому сказала:
– Тогда будь осторожен, Данте. Женщины, в которых не стоит играть – чаще всего становятся сценарием, по которому сгорают даже продюсеры.
И ушла.
К борту. Где солнце било в лицо, а море казалось синим до безрассудства. И внутри меня всё было не просто живым – оно было готово.
Готово ко всему, кроме него.
Если дотронешься – ты уже мой
Конечно, я пришёл первым. Кто же ещё.
Причал был пуст. Ни гостей, ни шума, ни фона.
Только Нико – стоял, щурясь на солнце, будто мы не прожили вместе полжизни.
Будто не знал, как я появляюсь: без объявления, без паузы, без разрешения.
– Я же говорил, ты придёшь первым, – усмехнулся он, но в голосе было не ожидание – осторожность.
Я не ответил. Просто снял очки, провёл пальцами по вискам, как будто пытался сжать голову, удержать её от мыслей, которые и так прорвались наружу.
– Я пришёл не потому, что рвусь в отпуск, – произнёс я наконец. – А потому что, если она увидит меня последним, ты не успеешь её отговорить. Она не пойдёт.
– Ты что, сделал с ней? – Нико качнул головой, но его ухмылка была нервной, слишком нервной для старого друга.
– Вот именно, – сказал я. – Не сделал. И из-за этого она и не хочет. Если бы я сделал, она бы прыгнула на эту яхту голой, с бутылкой шампанского и обещанием не лезть в душу.
Я вошёл в свою каюту. VIP-пространство – по статусу, по площади, по тишине.
Но здесь не отдыхают. Здесь дышат глубже, чем можно. Или не дышат вовсе.
Я закрыл за собой дверь, прижал ладонь к деревянной переборке – как будто под ней пульс. И тихо, почти в губы, сказал:
– Мне хватит пространства… для всего, что во мне копится.
Потом я услышал их. Смех. Лёгкий, искренний, слишком беззаботный, чтобы быть на этой палубе. Шаги, звон браслетов, голоса, которые не знали, в чьё пространство они входят.
Я вышел на палубу просто вдохнуть воздуха. Но он был не воздухом – он был ей.
Она стояла у перил. Спиной.
На ней было платье, от которого хочется не смотреть, а выть.
Цветочный узор, нежный, как губы, но с сердцевиной, в которую вшита пуля. Лёгкая ткань – почти невесомая, почти прозрачная, как женская ложь, в которую ты всё равно веришь. Ветер играл с нею, как мужская рука – с кружевом. Платье будто жило своей жизнью, танцуя по изгибам её тела, и каждый этот изгиб был проклятием, которое хочется носить на себе.