И он начинал. Словами, взглядом, паузами, – тем, что мужчины называют искусством ухаживания, а я – началом конца.
Валерио смотрел на неё, как коллекционер, который не может определить – перед ним подделка или единственный экземпляр. Он делал это вежливо. Он умел. Так смотрят те, кто привык забирать.
– Кейт, – сказал он, и я заметил, как он произнёс её имя с почти избыточной мягкостью. – А у вас есть мужчина?
Я посмотрел на неё.
Не потому что не знал. А потому что хотел услышать, что она скажет. Как она скажет.
Она не засмеялась.
Не закатила глаза.
И не отвела взгляда.
Наоборот. Она откинулась на спинку стула, как будто за её словами должна быть не реакция – а тишина.
– У меня нет владельца, – сказала она. – Я не вещь. Я не принадлежу. Только если это мой выбор.
И в этот момент, чёрт побери, она не просто ответила.
Она отрезала.
Слово за словом.
Каждую возможность поставить на неё цену.
Каждую попытку подойти ближе, чем нужно.
Валерио кивнул. Сдержанно. С уважением. Но я видел – он не привык к женщинам, которые ставят границы так, будто они вооружены.
И в этой паузе, на грани чего-то слишком острого, как лезвие ножа – вдруг, с лёгкой улыбкой, но без наигранности, заговорила Энн:
– У Кейт нет мужчины. Но есть характер, из-за которого лучшие из них теряют равновесие.
Она посмотрела на Валерио.
Тихо. Прямо.
С тем самым женским чутьём, которое невозможно объяснить.
– И я бы на вашем месте не пыталась приручить. Даже с бокалом такого хорошего вина в руке. Это не та женщина, к которой подходишь с привычками. Только с намерениями.
Валерио улыбнулся. Но теперь – чуть иначе.
Как будто понял: охота отменяется.
Теперь – только дипломатия.
А я…
Я сидел напротив.
С бокалом в руке.
С дыханием чуть сбитым.
И с желанием, которое перестало быть простым, с чётким пониманием: эта женщина не из тех, кого удерживают.
Если она останется – это будет выбор.
Её.
И если она уйдёт – я сломаю мир, но сделаю так, чтобы она передумала.
После ужина Валерио поднялся из-за стола. Всё выглядело вежливо. Почти церемониально. Он пожал мне руку – крепко, будто мы не бизнес-партнёры, а два игрока, которые не договариваются, а тестируют границы друг друга. Я смотрел ему в глаза. Ни жеста. Ни слова. Только взгляд. Мы оба знали, где мы находимся и кого делим молча.
Потом он повернулся к ней.