Только чтобы пройти рядом.
Только чтобы сказать:
– Всё в порядке?
Она обернулась. Улыбнулась.
– Прекрасно, Данте. Этот город такой… лёгкий. Я бы осталась в нём навсегда.
И пошла дальше.
А я… остался.
Стоял.
С телефоном в руке.
С людьми вокруг.
С городом, который не знал, что его улицами только что прошёл мой ад – в оранжевом платье.
Главная улица будто была создана для тех, кто умеет смотреть.
Плитка под ногами была тёплой, как хлеб.
Витрины – стеклянные обещания того, что тебе ничего не нужно, кроме этого момента.
На скамейках сидели пожилые пары, дети тянулись к мороженому с липкими руками, а продавцы фруктов смеялись громко – с тем беззаботным акцентом, который разоружал даже мою паранойю.
Я шёл чуть позади. За ней.
Кейт остановилась у перил – тех самых, что выходили на круглый источник с прозрачной водой и буйными травами, будто город выдохнул зелень в самое сердце себя. Она стояла там, выше всего, что я когда-либо хотел контролировать. Как память, которую невозможно удержать – только прожить.
– Кейт, – крикнул Нико, – тебе тоже мороженого? Энн берёт шоколадное. А ты?
Она повернулась. Спокойно. В её взгляде был соль, свет и упрямство.
– Я не люблю шоколад, – сказала она. – Я буду лимонное.
Энн хохотнула, прижавшись к Нико.
– Вот она – настоящая женщина. Её не купишь шоколадом. Лимонное – это её стиль. Острый, чистый, с послевкусием.
Кейт улыбнулась. Тихо. Без слов.
А я… я отошёл, потому что не мог смотреть, как она улыбается не мне.
Я свернул в переулок – узкий, как сомнение. Там, между двумя старинными домами, кафе выставило столики прямо на улицу. Синие стулья, белые скатерти, яркие горшки с цветами, как из детских рисунков. Женщины за соседними столами спорили о чём-то важном, одна держала газету, другая – бокал, третий – целый мир, помещённый в улыбку. И мне вдруг стало завидно. Всем, кто умеет жить без контроля.
Я заказал холодное белое. И смотрел.
Кейт взяла мороженое у старика с серебристыми волосами.
Он что-то сказал – она засмеялась. Снова спросила. Снова попробовала.
Клубничное. Фисташковое. Манго.
Она светилась.
Он был доволен. Старик.
С глазами, повидавшими больше закатов, чем я – женщин.
А перед ним стояла та, что могла бы разрушить любого – и даже не заметить.
Женщина с телом, словно идеальный скандал, и с улыбкой, будто созданной, чтобы разбивать бизнесменов, генералов, поэтов.